"Бертран Блие. Вальсирующие, или Похождения чудаков " - читать интересную книгу автора

ни оскорблений. Даже ее кровать молчала и отказывалась скрипеть.
Она позволяла нам делать с собой все, что мы хотели. Только не
разрешала целовать в губы. Ведь в наших пастях застряли запахи чеснока,
лука, сигары. Эта деваха не то чтобы выказывала отвращение. Она просто не
отвечала на наши авансы. В общем, уступала. Мы же в конце концов растерялись
от такой уступчивости и просто не знали, чего хотим от нее. Ведь когда
девушка не сопротивляется и делает без церемоний все, что хочешь, диапазон
действий весьма ограничен.
Мы ставили ее, скажем, в какую-нибудь позицию - она стояла. Не
двигалась и неподвижно ждала, не испытывая никакого стеснения, ну ничего!
Где уж тут говорить о стыдливости! Ей было на это наплевать, как на свои
первые месячные. Она делала все, что изображали датские журналы: занятные
там были картинки! От того, что мы ее видели насквозь, ей было ни жарко ни
холодно, будто присутствовала на приеме у зубного врача. Что как раз и
требовалось Пьеро, охваченному исследовательским пылом. Его завораживали все
уголки тела Мари-Анж. Он как бы производил дотошную инвентаризацию.
- Это куда забавнее, чем твои рисунки, - сказал я ему.
Он хихикал, а деваха оставалась неподвижной. Будто ее оперировали. Если
бы мы вздумали сбегать на уголок в бистро и выпить по рюмочке, то,
вернувшись, наверняка застали бы ее в том же положении.
Она выполняла все наши требования без возражений и тотчас. Как
настоящий перпетуум-мобиле. Как затерявшаяся в космосе любительница
трахаться. Как сепаратор с гарантией на всю жизнь!
Она не потела и не стонала, не дергала головой слева направо, не кусала
губы. Кстати, она вообще ничего не кусала - ни нас, ни подушку. Не вращала
глазами. Они у нее всегда были открыты. И смотрела лишь на то, что было
рядом. Ей можно было сунуть под нос все, что угодно, - она бы не выразила ни
отвращения, ни ужаса. Ей все было нипочем. Она слишком хорошо знала мужчин,
чтобы обижаться. Казалось, будто выросла в большой семье мальчиков и мы были
ее братьями. Однако мы могли догадаться, что были не самыми большими
грязнулями и не самыми порочными ее знакомыми, которые ее пачкали прежде. Мы
даже находились где-то рангом повыше. Поэтому машина действовала отменно,
будто смазанная. Казалось, перед нами самые смазанные слизистые части тела
во всем районе. Так что двумя палками больше, двумя меньше - не имело для
нее значения. Этим и объяснилось ее столь удобное для нас смирение.
Удобное, но грустное. Мы не дождались от нее ни улыбки, ни жалобы, ни
стона. Перед нами была дыра с растительностью вокруг - и ничего больше.
Ловко сделанная кукла, которая какала по-настоящему, но не умела сказать
"мама". К тому же была не такая уж красивая. Длинная доска с плоскими
бедрами, без или почти без сисек, местами весьма костлявая. И совсем без
жирка там, где ему не мешало бы быть. Ко всему тому - очень чистоплотная.
Никаких струпьев на голове.
Я невольно вспоминал фразу Карно: "Словно трахаешь кусок воска". Это
было неправдой, хотя и не лишено смысла, заставляя, однако, задуматься о
смысле сказанного.
Тогда почему мы остались, спросите вы? На трое суток с этой
малопривлекательной дылдой?
Причин было много.
Во-первых, потому что, как известно, мы - мудаки.
А потом, согласитесь, нам была нужна не кривляка, а именно дыра. Чтобы