"Лоуренс Блок. Бросок в Европу" - читать интересную книгу автора

принести только вред. Если бы меня опознали, то незамедлительно повесили
бы. Однажды я начал в Югославии революцию, а за такие деяния человек
становится persona non grata практически в любой стране.
Георгиос махнул рукой официанту, чтобы тот принес еще по стаканчику
узо.
- Ты совершил благородный поступок, Ивен, - очень серьезно сказал
он. - Панэллинское общество дружбы никогда этого не забудет.
- За Общество, - я выпил вновь. Если бы не Панэллинское общество
дружбы, мой паспорт не летел бы в Лондон отдельно от меня. Если бы не
Латвийская армия в изгнании, я бы не направлялся сейчас в Латвию. Если бы
не Македонская революционная организация, я бы не рассчитывал при первой
возможности нелегально пересечь границу с Югославией.
Однако я не мог не признать, что это не вся правда. Так уж вышло, но я
направлялся в Латвию главным образом потому, что не хотел лететь в
Колумбию, а Карлис Миеловисиас был моим другом. Карлис был еще и латышом, а
латыши - неисправимые романтики. Карлис-латыш жил в городе Провиденсе, штат
Род-Айленд, а сердце его находилось в Риге, столице Латвии.
Вот почему я направлялся в Латвию.
Ехал я через Македонию не потому, что это самый кратчайший, самый
безопасный или самый благоразумный путь в Латвию.
В Македонии мне хотелось повидать своего сына.
В доме Георгиоса на окраине Афин мы вновь пили узо, пока его жена
готовила обед. После обеда перешли на кофе. За окном лило, как я и
предполагал. Мы грелись перед камином, я открыл плоскую кожаную папку и
достал маленький рисунок карандашом.
На листке бумаги нарисовали здоровенького крепенького младенца.
Фотоаппараты в Македонии были редкостью, так что технический прогресс не
вытеснял художников с рынка. Свою задачу они видели в сохранении
максимального соответствия рисунка и оригинала. Этот неизвестный мне
художник рисовал младенца, вот и на рисунке я видел младенца.
- Прекрасный ребенок, - воскликнул я.
Георгиос и его жена всмотрелись в рисунок и согласились со мной.
- Он похож на тебя, - заметила Зоя Мелас. - Глазами и, пожалуй,
изгибом губ.
- Он пухлый, как его мать.
- Он в Нью-Йорке?
- Он в Македонии.
- Ага, - кивнула Зоя. - И ты хочешь с ним повидаться?
- Отправляюсь этим вечером.
- Этим вечером! - она бросила на Георгиоса тревожный взгляд, потом
вновь повернулась ко мне. - Но путешествие это долгое, а ты не спал с
раннего утра. Уже сидел у камина, когда я встала. И прошлой ночью ты не
выспался.
Я вообще не спал в прошлую ночь. Не спал последние семнадцать лет, с
тех пор как осколок северокорейского снаряда угодил мне в голову и
уничтожил так называемый центр сна, чем привел в замешательство всех
армейских врачей, которые никак не могли понять, почему я бодрствую
двадцать четыре часа в сутки. Поскольку этот феномен ставил в тупик не
только врачей, но и простых смертных, я не стал ничего объяснять Зое и
Георгиосу. Лишь сказал, что не чувствую усталости и хочу как можно быстрее