"Николай Близнаков. На Земле без перемен (Журнал "Звезда Востока", 1978, N 1)" - читать интересную книгу автора

ощутил, что значит слово "Эйфория" - радость! Я был точно всадник на коне,
и как прекрасно, что моим конем оказался чудесный космический корабль! Я
чувствовал себя на верху блаженства. Хотелось петь - я пел. Хотелось вечно
лететь к МОЕЙ Земле, и в то же время я жаждал сию же минуту оказаться там!
Я был горд, беспечен и смел.
Я был счастлив!
Я рассчитал, что достигну Земли через три месяца. Затем неделя
карантина - и я дома. Все будет по-иному. Теперь-то я уж ничего не буду
откладывать! Прежде всего повезу Аллу в Медвежью пещеру, заветные места
моего детства. С ними связано так много! Сыну - немедленно подарю
подводный дом, купленный перед отлетом.
А мой отец - представляю его удивление, когда он услышит, какие сложные
задачи пришлось решать его сыну! Ведь он всегда так подшучивал над моей
"технической бездарностью"! С каким интересом он станет слушать рассказ о
днях на Тритоне!
Мама? Ей будет достаточно увидеть меня и обнять...
Когда "Эйфория" пересекла орбиту Марса, я почувствовал себя дома. Что
значат миллионы километров, когда позади - миллиарды?
Быть может, меня уже заметили? Но я мог установить связь только на
расстоянии нескольких сотен километров - это было пределом для маленькой
УКВ-станции, единственной станции, работавшей на корабле.
Я приближался к Земле!


Орбитальная станция приняла меня двадцать девятого июня.
В карантинном изоляторе дежурный сообщил, что скоро прибудет член
Космического Совета.
Такое внимание меня не удивило - все-таки прибыл я с Тритона, да еще
при чрезвычайных обстоятельствах.
В ожидании члена Совета самое лучшее было выспаться, и я утонул в
мягком покое постели, с наслаждением предвкушая все, что можно успеть за
шесть дней карантина, - увидеться с близкими, узнать новости, ощутить
пульс человечества. Я горел желанием как можно скорее влиться в жизнь
родной планеты...
- Боже мой, Питер! - услышал я сквозь сон знакомый голос. - Черт
побери! Как хочется тебя обнять!
Комнату перегораживала прозрачная стена, за которой стоял Мартин Блинд
- когда-то я слушал у него курс геологии.
- Мартин! - вскочил я. - Уж не ты ли тот член Совета, о котором говорил
дежурный? - Я вспомнил, что Блинд занимал важный пост в Контрольной группе
Космического Совета.
- Конечно, - улыбнулся он. Прозрачная стена пропускала звук. - Доктор
Жуковский прилетел тоже, но он предпочел увидеться с тобою позже. К
сожалению, эта стена мешает пожать твою руку, но скоро...
- Мартин, Мартин, сколько я должен тебе рассказать!
- Знаю, Питер, поэтому я и здесь. Сгораю от нетерпения. Но прежде
должен заявить: ты герой, Питер, настоящий герой!
Я смутился, хотя в этих словах была доля истины.
- Расскажи, Питер, что там произошло?
- Представь, Мартин, в причинах аварии я не разобрался. Нужны