"Карен Бликсен. Прощай, Африка!" - читать интересную книгу автора

врасплох; весь его жизненный опыт и мировоззрение подготовили его к любым
напастям.
И с каким высокомерием шел он навстречу всем бедам - как некогда
говорил Прометей: "Моя стихия - боль, как ненависть - твоя. Терзай меня:
не сдамся". И еще: "Что ж, делай злое дело. Ты всемогущ". Но видеть в
ребенке такую решимость мне было странно и жутковато. "А что же подумает
Всемогущий, - размышляла я, - встретив такую непреклонность в тщедушном
маленьком человечке?"
Помню очень хорошо, как мальчик впервые взглянул на меня и сам
заговорил со мной. Было это через некоторое время после нашей встречи, когда
я отказалась от прежнего способа лечения и попыталась применить горячую
припарку - о ней я вычитала в какой-то медицинской книге. Мне так хотелось
поскорее помочь мальчику, что я, как видно, перестаралась: приложила к ране
нестерпимо горячий компресс и стала бинтовать ногу. И тут вдруг Каманте
заговорил. "Мсабу", сказал он и выразительно посмотрел прямо мне в глаза.
Здешние туземцы пользуются этим индийским обращением к белым женщинам, но
произносят его по-другому, и у них получается как бы африканское слово, с
другим оттенком. А у маленького Каманте это слово вырвалось как призыв на
помощь, но было в нем и предупреждение - так друг предупреждает друга,
когда тот готов совершить неблаговидный поступок. Этот случай я всегда
вспоминала с надеждой. Конечно, я хотела верить, что я - неплохой врач, мне
было стыдно, что я поставила слишком горячий компресс, но вместе с тем меня
обрадовало то, что этот маленький дикарь впервые обратился ко мне.
Мальчуган, не ждавший ничего, кроме страданий, не думал, что я тоже могу
причинить ему боль.
К сожалению, все мои усилия казались бесплодными. Я долго и терпеливо
продолжала промывать и бинтовать раны, но справиться с болезнью не могла
никак. Язвы подживали, потом снова возникали в других местах. В конце
концов, я решила отвезти его в госпиталь шотландской миссии.
Но это решение показалось мальчику приговором, и он не хотел туда
ехать. Вся его короткая жизнь, вся его философия не позволяла ему упорно
сопротивляться чему бы то ни было, но когда я отвезла его в миссию и отдала
в больницу - длинное строение, непривычное и таинственное для него - он
весь дрожал.
По соседству, в двенадцати милях к северо-западу и на пятьсот футов
выше моей фермы, находилась миссия шотландской церкви, а в десяти милях к
востоку, на более ровной местности, расположилась французская миссия
римско-католической церкви. Миссии сами по себе вызывали у меня мало
симпатии, но у меня были друзья и в той, и в другой, и я жалела, что они
относились друг к другу довольно неприязненно. С французскими отцами,
однако, я дружила больше. Я с Фарахом часто ездила к ним на воскресную
утреннюю мессу, отчасти потому, что мне хотелось снова поговорить
по-французски, а еще потому, что съездить туда верхом было большое
удовольствие. Почти половина дороги проходила по старой плантации
австралийской мимозы, посаженной еще лесным управлением, и терпкий свежий
аромат листвы бодрил ранним утром, как вино.
Удивительно, как римско-католическая церковь умеет вносить свою
атмосферу в любое окружение. Монахи спроектировали и построили свою церковь
сами, с помощью прихожан-туземцев, и по праву гордились делом своих рук.
Церковь вышла очень красивая - большое здание серого камня с колокольней