"Антон Блажко. Единственный чеченец и другие рассказы " - читать интересную книгу автора

вольной мысли с тяжелой казенщиной, приказным порядком. Да и та же учеба,
развитие составляют процесс творческий, индивидуальный, а вколачивался
прежде всего параграф, штампы, стандартный набор. Не говоря о том, что
львиная часть проходимого, как и везде, выпускникам едва ли могла
когда-нибудь пригодиться.
Впрочем, уставшего от невзгод Федорина все это заботило мало. С
коллегами он сошелся быстро, военная среда легко сближает людей. При
шестидневной рабочей неделе торчать на службе приходилось не больше
прежнего, в основном придумывая себе какое-нибудь дело, жаловании же шло
намного больше и выплачивалось почти в срок.
Обсуждая его устройство, жена сказала вечером на кухне:
- Какой из тебя солдафон, Федорин? А если станешь им, то еще хуже...
Но не перечила. "Повезло мне с ней", - не раз думал он, прибавляя с
мысленным вздохом: хоть в этом...
Когда началось чеченское безумие, в училище заговорили: "Скоро поедем".
Прочили отправку вплоть до слушателей, по крайне мере выпускных курсов, на
охрану коммуникаций и административных границ. Но время шло, в болевой точке
затягивались немыслимые для огромной армии бои за провинциальный город, а
приказа не поступало. Рвущихся осаживали - служите где служите, не
Иностранный легион. Героический порыв остыл, и тут пришла квота: двадцать
человек в трехдневный срок, на сорок пять суток, а там может и больше, как
повезет.
Ехать не принуждали, хватало добровольцев, но молодым офицерам не
выказать доблесть было вроде как не к лицу. Проявило в целом патриотизм
народу вдвое против нужного, всех возрастов и должностей. Набрали по
справедливости, человек от кафедры или отдела, дабы не оголять штат, прочим
обещали следующие разы. Возглавил группу начальник курса дисциплин
подполковник Стекольников, башковитый лысеющий весельчак с багровой рожей
кадрового вояки - мороз, солнце и алкоголь. Он презрел штабной стульчик в
Ханкале, где зависло несколько человек, и прибыл с оставшимися в отдельный
полк ВВ, куда они получили назначение.
Полк с начала весны держали в каком-то странном резерве. Переброшенный
осенью на Кавказ, он участвовал в зимних боях на юго-восточном направлении,
добросовестно занимал указанные рубежи, а потом увяз. К центру не
перемещали, на окраинах же мятежной Ичкерии установился хрупкий баланс.
Равнину официально контролировали федеральные силы, по мере возможностей
закрепившиеся в предгорьях. Дальше властвовали главари племенных банд,
новоявленные вожди сохранившихся даже в изгнании кланов. Оседлать горную
часть без многократного численного увеличения, наведения хоть какого-то
порядка в руководстве, координации и обеспечении войск оказалось
невозможным. Командование, знающее лишь требование сверху, вряд ли
осознавало это стратегически - просто не вышло. Взятие Грозного ценой
тысячных жертв, точно Праги и Берлина сорокалетием раньше, распыление по
занятой территории ослабили группировку. Она не смогла даже запереть крупные
ущелья с проходами за хребет, откуда подпитывался противник; за недавнюю
помощь тамошним сепаратистам южные соседи вредили бывшему Брату, как могли.
После случаев тяжелых потерь и даже гибели в полном составе колонн,
осуществлявших кровообращение армии циркулированием по "очищенной" зоне,
было решено обеспечить им твердую безопасность. В результате полку при
спорадическом участии в боевых операциях отвели ежедневное сопровождение