"Джеймс Блейлок. Бумажный грааль " - читать интересную книгу автора

студенческих лет, и повесил ее в кабине грузовичка. Цветок оказался
катализатором: напоминал о Сильвии, бередил желание после стольких лет
отправиться вдоль побережья на север и ее навестить. Теперь он посоветовал
себе, когда приедет сегодня или завтра в Форт-Брэгг, снять лилию, пока
Сильвия ее не увидела и не истолковала его намерения неверно - а может быть,
и верно. Кто знает, что они почувствуют столько лет спустя? Ничто, по сути,
не изменилось.
Об этом он и размышлял, рыбача в заводи за Инвернессом. Или в заводи не
было рыбы, или рыбак из него никудышный. На валун по соседству приземлился
пеликан и уставился на него с грозным видом. Говард с ним поздоровался, и
птица щелкнула в ответ клювом, а потом, наклонив голову, устремила взгляд на
оставшиеся анчоусы. Один за другим Говард скормил их пеликану, показав под
конец опустевшую картонку. Пеликан тем не менее остался сидеть и наблюдал,
вздернув дурацкий толстый клюв, пока Говард не втянул леску и не начал
пробираться между валунами к грузовичку с трейлером, который оставил на
обочине. Тогда птица полетела на север, держась береговой линии, то исчезая
за поросшими травой утесами, то появляясь снова над океаном, где скользила в
футе над прибойной волной, а Говард следовал за ней в грузовичке, то
сбрасывая, то набирая скорость, чтобы не упустить пеликана из виду, и
пытаясь вспомнить, что предвещают морские птицы: добро или несчастье.
В Форт-Брэгге его раньше завтрашнего дня не ждут, но ведь нет
решительно никакой причины не проехать несколько сотен миль на север
сегодня, остановиться под вечер в доме Грэхема и покончить с делами, а потом
можно будет двинуться к дому дядюшки Роя и продолжить отпуск. Он лениво
размышлял, живет ли Сильвия по-прежнему с родителями или обзавелась
собственным домом и видится ли она еще с человеком, за которого едва не
вышла замуж. Как же он тогда себя называл? Именем какого-то животного...
скунс, быть может, или хорек. Ах да, горностай. Правильно, его звали
Горноласка. Когда окольным путем, через мать новости дошли до Говарда, он
стал утверждать, что рад за Сильвию и ни на кого зла не держит. И с чего
бы - после стольких лет? Однако он почувствовал себя много счастливее,
узнав, что Сильвия все-таки не вышла замуж. Вот и говори про
беспристрастность.
Там, где Первое шоссе проходит над Пойнт-Ареной и Эль-ком, высеченная в
скале дорога такая узкая, что на ней едва-едва могут разминуться две машины,
Говард сбавил скорость, держась подальше от обрыва и время от времени
высматривая пеликана, - он не терял надежды, хотя уже часа два как не видел
птицу. Спутанные плети ежевики, змеясь, спускались почти к самому асфальту,
клубились вокруг поблекших дорожных столбиков и шатких ограждений. Над ним -
сухие и бурые холмы, оттеняемые свечками кипарисов, мендосинских елей и
эвкалиптов. Под дорогой - сотни футов почти отвесной скалы, с острыми
камнями на уступах, исчезавшей в уже наползающем с океана тумане. Тут и там,
когда дорога огибала край скалы, он видел, как внизу пенится о похожие на
соборы скалы серый Тихий океан.
Со стороны обрыва иногда встречались почтовые ящики, указывая на
проселки к уединенным домам среди утесов. Говард начал беспокойно к ним
приглядываться, высматривая дом Грэхема, сравнивая камни и деревья вдоль
шоссе с крохотными символами на набросанной карандашом карте, которую держал
на приборной доске. Сам дом он помнил отчетливо по своему давнему визиту, и
еще более по снам, в которых - благодаря какому-то хитрому фокусу