"Д.Благово. Рассказы бабушки " - читать интересную книгу автора

нее имел только дочь княжну Варвару Осиповну, вышедшую за князя Сергея
Никитича Долгорукого; а от второй жены, А. Ф. Салтыковой, имел двух сыновей:
князя Николая и князя Сергея Осиповичей. Этот был женат на Екатерине
Михайловне Стрелковой, которую я видела в моем детстве, а муж ее умер, когда
я была еще ребенком, и его не помню.
У князя Сергея Осиповича было две дочери: одна за Елагиным, другая,
Аграфена Сергеевна, за Мясоедовым; этих я помню, они к нам езжали, а
Аграфена Сергеевна умерла уже в первые годы царствования императора
Александра.] женатого на Аграфене Федоровне Салтыковой), и решил, чтобы
называть ее Аграфеной, но именины она всегда праздновала октября 8; при
венчании ее называли Аграфеной, но отпевали Пелагеей. Чрез тринадцать лет
после рождения матушки бабушка родила вторую дочь, которую назвали
Александрой; думаю, что это в честь бабушкиной матери, княгини Мещерской,
урожденной Ергольской. Тетушка Александра Николаевна (бывшая впоследствии в
замужестве за бригадиром графом Степаном Федоровичем Толстым) была чуть ли
не у кормилицы еще, когда последовала дедушкина кончина.
Бабушка Евпраксия Васильевна была еще в живых, когда женился батюшка, и
к матушке была она очень добра и взяла к себе на воспитание мою сестру
(вторую дочь батюшкину), которую так же, как и меня, звали Елизаветой. У
меня сохранилось письмо, писанное бабушкой к матушке по случаю моего
рождения: она пишет, что поздравляет и что посылает ей с мужем пятьдесят
рублев на родины и на именины. Бабушка Евпраксия Васильевна была слаба, хотя
летами была еще совсем не стара: едва ли ей было и шестьдесят лет.
При моем рождении старшей моей сестре Екатерине было около пяти лет, и
батюшке угодно было, чтоб она была моею крестною матерью.
Осенью 1770 года было сильное оспенное поветрие; оспы тогда не умели
еще прививать и ждали, чтобы пришла натуральная.30 Потому в то время много
мерло детей, и вообще в мое время было больше рябых, чем теперь. Бабушки в
живых уже не было, и Лиза, которая была у нее, находилась уже дома; ей было
лет пять, а мне всего полтора года. Батюшка старшую Елизавету в особенности
любил; говорят, она была красоты неописанной. Обе мы заболели оспой в один
день, и хотя у сестры болезнь была не так сильна, как у меня, но она не
вынесла и скончалась. Батюшка был, говорят, неутешен и сильно плакал. Пришел
в нашу детскую, стоит и смотрит на сестру; в то время приходит гробовщик
снимать мерку для гробика. Батюшке было очень горько, что он лишился любимой
дочери. Видя, что и я еле жива, говорит гробовщику: "Что тут еще ходить,
сними мерку и с этой: пожалуй, и до утра не доживет". Итак, с обеих нас
сняли мерки и приготовили гробики. Сестру схоронили тогда же, а я
оправилась,
живу с тех пор еще девяносто лет, и хотя все лицо мое было покрыто как
корой, а остались на лице только две маленькие язвинки на лбу.
Чумы я совсем не помню: 31 мне было тогда около четырех лет, и где в
то время жили батюшка с матушкой, я совсем не знаю; думаю, что в Боброве,
где чумы не было. Помнить себя стала я с тех пор, когда Пугачев навел страх
на всю Россию.32 Как сквозь сон помнятся мне рассказы об этом злодее: в
детской сидят наши мамушки и толкуют о нем; придешь в девичью - речь о
Пугачеве; приведут нас к матушке в гостиную - опять разговор про его
злодейства, так что и ночью-то, бывало, от страха и ужаса не спится: так вот
и кажется, что сейчас скрипнет дверь, он войдет в детскую и нас всех
передушит. Это было ужасное время!