"Д.Благово. Рассказы бабушки " - читать интересную книгу автора

Когда Пугачева взяли, мы были тогда в Москве; его привезли и посадили
на Монетном Дворе.33 Помню, что в день казни 34 (это было зимой, вскоре
после Крещенья,35 мороз, говорят, был преужасный) на Болоте, где его
казнили, собралось народу видимо-невидимо, и было множество карет: ездили
смотреть, как злодея будут казнить. Батюшка сам не был и матушке не
советовал ехать на это позорище; но многие из наших знакомых туда таскались,
и две или три барыни говорили матушке: "Мы были так счастливы, что карета
наша стояла против самого места казни, и все подробно видели. .." Батюшка
какой-то барыне не дал и договорить: "Не только не имел желания видеть, как
будут казнить злодея, и слышать-то, как его казнили, не желаю и дивлюсь, что
у вас хватило духу смотреть на такое зрелище".36
Впоследствии об этой казни я слышала рассказы от Архарова Николая
Петровича, брат которого (Иван Петрович) был женат на моей троюродной
сестре, Екатерине Александровне Римской-Корсаковой.


VI

По зимам мы живали в Москве, а весной по просухе уезжали в Боброво. Дом
выстроила там бабушка Евпраксия Васильевна, он был прекрасный: строен из
очень толстых брусьев, и чуть ли не из дубовых; низ был каменный, жилой, и
стены претолстые. Весь нижний ярус назывался тогда подклетями; там были
кладовые, но были и жилые комнаты, и когда для братьев приняли в дом мусье,
француза, то ему там и отвели жилье. Двойных рам у него в комнате не было,
стекла были еще очень дороги, так он и придумал во вторые рамы вставить
бумагу, промазанную маслом; можно себе вообразить, какая там была темь и
среди бела дня. У нас в детской также не было зимних рам: моя кровать стояла
у самого окна, и чтоб от него ночью не дуло во время сильных холодов, то на
ночь заставляли доской и завешивали чем-нибудь потолще. Все парадные комнаты
были с панелями, а стены и потолки затянуты холстом и расписаны краской на
клею. В зале нарисована на стенах охота, в гостиной ландшафты, в кабинете у
матушки то же, а в спальне, кажется, стены были расписаны боскетом; еще
где-то драпировкой или спущенным завесом. Конечно, все это было малевано
домашними мазунами, но.
впрочем, очень недурно, а по тогдашним понятиям о живописи - даже и
хорошо. Важнее всего было в то время, чтобы хозяин дома мог похвалиться и
сказать: "Оно, правда, не очень хорошо писано, да писали свои крепостные
мастера".
У батюшки были свои мастеровые всякого рода: столяры, кузнецы,
каретники; столовое белье ткали дома, и, кроме того, были ткачи для полотна;
был свой кондитер. В комнате людей было премножество, так что за каждым
стулом во время стола стоял человек с тарелкой.
В гостиной мебель была ильмовая, обита черною кожей с золотыми
гвоздиками; это было очень недурно и прочно. На окнах были шторы из
парусины, расписаны на клею, но гардин и драпировок не было нигде; только у
матушки в кабинете были кисейные подборы на окнах.
Батюшка был богат: он имел 4000 душ крестьян, а матушка 1000; в доме
было всего вдоволь, но роскоши не было ни в чем. Посуда была вся оловянная:
блюда, чаши, миски; только впоследствии, когда мы стали постоянно жить по
зимам в Москве, батюшка купил столовый сервиз серебряный, а в Боброве