"Д.Благово. Рассказы бабушки " - читать интересную книгу автора

его почтила своим высочайшим посещением. Во время сего бала она была
милостива к Кречетникову, но после ужина, пред отъездом, сказала ему: "Вот
вы меня угощаете и делаете празднества, а самым дорогим угостить
пожалели". - Чем же, государыня? - спросил Кречетников, не понимая, чего
могла пожелать императрица. "Черным хлебом, - отвечала она и тут высказала
ему свое неудо- вольствие: - Я желаю знать всю правду, а от меня ее скрывают
и думают сделать мне угодное, скрывая от меня дурное! Здесь неурожай, народ
терпит нужду, а вы еще делаете триумфальные ворота из снопов! Чтобы мне
угодить, не следует от меня таить правды, хотя бы и неприятнбй.
Прошу это запомнить на будущее время".
Вообще императрица была очень милостива к Кречетникову, но, вероятно,
он имел недоброжелателей, которые старались вредить ему. Впрочем, он до
кончины сохранил благорасположение, а пожалуй, можно сказать, что и по
смерти императрица его еще жаловала. Он был пожалован в графы, и это
известие было привезено курьером на другой день по его кончине; он находился
в то время в Польше.
Когда мы переехали на жительство в Покровское, вскоре после кончины
матушки, там что-то было мало соседей, и из них памятны мне Рукуновы и
Еропкины. Рукунов был уже очень немолод. Он был последним сокольничим и
рассказывал, что присутствовал на последней соколиной охоте при императрице
Елизавете Петровне. Он очень любил рассказывать, как нужно вынашивать
соколов для охоты; много было интересного в его разговоре и воспоминаний о
разных случаях на охоте, но это все так давно я слышала, что все перезабыла.
Одно только мне памятно, что однажды на охоте при Елизавете Петровне он
свалился с лошади в присутствии императрицы, и это вышло как-то так смешно,
что она не могла удержаться от смеха, а ему и больно, и досадно на свою
неловкость...
Еропкиных, и мужа и жену, я живо помню. Петр Дмитриевич был женат на
Елизавете Михайловне Леонтьевой. Он прославился во время чумы в 1771 году.
Чума началась еще в декабре месяце 1770 года, но особенно стала
свирепствовать в Москве в марте месяце.42 Наместником в Москве в то время
был граф Петр Семенович Салтыков, губернатором - Бахметев, а Юшков Иван
Иванович - обер-полицеймейстером. Они все так струхнули, что поскорее
разъехались: Салтыков уехал в свою подмосковную,43 в Марфино, те тоже
куда-то попрятались, так что Москва осталась без призора. Вот тут-то
Еропкин, видя, что столица в опасности, и решился самовольно принять на себя
управление городом. Императрица прислала графа Орлова, а Еропкину приказала
быть его помощником. Салтыкова от должности отставили, и это так его
поразило, что он стал хворать и, с год спустя, умер, может быть, и
раскаиваясь в своем малодушии, что не умел умереть, как следовало, в
отправлении своей службы, а умер с позором в отставке за свой побег.
Во время этой чумы в Москве сделался бунт в народе из-за иконы
Боголюбской, что у Варварских ворот. Пред нею стали много служить молебнов,
а тогдашний архиерей Амвросий, опасаясь, чтоб и здоровые люди, будучи в
толпе с чумными, не заражались, из предосторожности велел икону убрать. Вот
за это-то народ и озлобился на него. Он жил тогда в Чудове монастыре. Узнав,
что народ его ищет, он поскорее уехал в Данилов монастырь; мятежники
бросились туда. Он - в Донской монастырь, где шла обедня, и прямо в церковь,
которую заперли. Двери народ выломал, ворвался в церковь: ищут архиерея -
нигде нет, и хотели было идти назад, да кто-то подсмотрел, что из-за