"Элджернон Блэквуд. Коллекция гоблина" - читать интересную книгу автора

раздражением. Уйдет он когда-нибудь? "Спасибо", - наконец сказал Даттон, -
"достаточно. Теперь я буду одеваться. Когда подадут обед?" Парень ответил
ему, но все еще задерживался, очевидно, взволнованный. "Хватит, я полагаю",
повторил Даттон нетерпеливо, "все вещи достали, мне кажется?" Лицо сразу
обратилось в его сторону нетерпеливо. И какие злобные ирландские глаза он
увидел! "Я поставил все вместе в ряд, сэрр, так, чтобы вы ничего не
пропустили", - последовал быстрый ответ, когда слуга указал на смешное
собрание небольших вещиц и даже снова коснулся их кончиком пальцев. Он
считал их одну за другой. И затем он внезапно добавил, с легким интересом,
который не казался особенно дружественным: "Это так легко, видите ли, сэрр,
потерять эти маленькие яркие вещи в такой большой комнате". И он ушел.
Слегка улыбаясь собственным мыслям, Даттон начал одеваться, задаваясь
вопросом: как парню удалось создать впечатление, что он подразумевал куда
больше, чем сказал вслух. Даттон почти пожалел, что не заставил слугу
продолжить разговор. "Маленькие яркие вещи в такой большой комнате". Какое
замечательное описание, почти критика! Он походил на государственного узника
в Тауэре. Он посмотрел вокруг, заглянул в альковы, в окна, похожие на
амбразуры; гобелены и огромные занавеси угнетали его; затем он задумался,
кто еще приедет в гости, кого из дам он поведет к обеденному столу, как рано
сможет отговориться и ускользнуть в постель; тогда, среди этих отрывочных
мыслей, внезапно возникло занятное острое ощущение - за ним наблюдают.
Кто-то, находящийся совсем рядом, следит за ним. Он отогнал непрошеную
фантазию, как только она зародилась, списав ее на размер и таинственность
древних покоев. Но вопреки всему эта мысль продолжала дразнить его, и
несколько раз Даттон ловил себя на том, что нервно оборачивается, чтобы
глянуть через плечо. Это не было просто призрачное чувство; не в его
характере было созерцание всяческих призраков. Странная идея, надежно
угнездившаяся в его мозгу, основывалась, как он полагал, на словах
слуги-ирландца - а точнее, на чем-то, так слугой и не произнесенном. Он
лениво позволил воображению заняться этим делом. Кто-то дружественный, но
любопытный, открытыми всевидящими глазами наблюдал за ним. Кто-то очень
маленький прятался в огромной комнате. Он посмеялся над этим; но на самом
деле он чувствовал что-то другое. Некое значительное чувство рвладело им: он
должен шагать мягко, чтобы не наступить на какое-то крошечное живое
существо, мягкое как котенок и неуловимое, как мышонок. Один раз, в самом
деле, уголком глаза он уловил какое-то движение: будто маленькое крылатое
существо пронеслось мимо больших фиолетовых занавесей в другом конце
комнаты. Это было у окна. "Птица, или что-то еще снаружи", сказал он сам
себе, смеясь, но все-таки передвигался большей частью на цыпочках. Это
стоило ему некоторых усилий: он все-таки был слишком велик. Он ощутил теперь
более дружественный интерес в величественной, внушительной комнате.
Звук гонга вернул его к действительности и прервал игру воображения. Он
побрился и тщательно продолжал одеваться; он был медлителен и нетороплив в
движениях, как все большие люди, и к тому же очень любил порядок. Но когда
Даттон собирался вставить в воротник булавку, то нигде ее не нашел. Это был
ничего не стоящий кусочек меди, но самый важный; у Даттона была только одна.
Пять минут назад она лежала в кольце воротничка на мраморной плите; Даттон
сам тщательно уложил ее туда. Теперь вещица исчезла бесследно. Он начал
горячиться и искать менее старательно. Даттон настолько расстроился, что
продолжил поиски на четвереньках. "Проклятущая дрянь!" - ругнулся он,