"Валерий Былинский. Июльское утро (повесть)" - читать интересную книгу автора

меня болела голова, росло раздражение, я иногда прибегал к матери и отцу -
они сидели в большой комнате и смотрели телевизор. Не смея жаловаться, я
садился на ковер, но мать все понимала, со вздохом вставала с кресла и шла в
комнату брата - просить, чтобы он убавил громкость.
- А!- смеялся Вадим.- Влерик, наш талантище, уроки учит.
Брат никогда не мучился над домашними заданиями. Может быть, он вообще их
никогда не делал, даже в начальных классах, хотя, конечно, это я мог только
вообразить.
Я скрывал свое сочинение, будучи уверенным, что рано или поздно брат узнает
о нем. В моем выдуманном мире шли непрерывные войны, я сладострастно убивал
и вновь рождал своих героев, меняя только имена. Я выдумал новый язык, на
котором говорили урии и гипы, названия городов, вооружений. Гипы постоянно
сражались с уриями, наступали, захватывали города и территории, но в конце
всегда оказывались ни с чем. Я намеренно заставлял своих героев возвращаться
к самому началу попыток. Мне это нравилось, я острее чувствовал
беспрерывность, которая необычайно расширила мой горизонт видения мира. Но
час откровения приближался - я прозревал, что нуждаюсь в кормчем более, чем
в самом себе. Меня нес какой-то поток, некоторое время, пытаясь преодолеть
тяжелый, настойчивый зуд желания, я упорствовал, а потом вдруг очутился у
комнаты брата и переступил наконец границу, чтобы, затаив дыхание, собраться
с духом и сказать. И я сказал - быстро и радостно,- постепенно мой тон
выравнивался, рассказ становился более существенным. Брат смотрел на меня
взглядом усталой змеи, а вся его поза - на диване, ноги врозь и руки над
головой - была позой падишаха, которому приговоренный принес раньше времени
свою не отрубленную еще голову. Позже, через много лет, я сравнил это
ощущение с другим. Служа в армии, я был в увольнении и увидел комендантский
патруль - до него было метров сто. Я мог бы пройти мимо, но неведомая,
тяжелая, как ртуть, сила понесла меня прямо на майора, у которого было тоже
усталое и немного циничное лицо. Остановившись перед ним и отдавая честь, я
отрапортовал: "Рядовой Ромеев, нахожусь в увольнении, воинская часть
такая-то..."- а майор, безжизненно улыбнувшись, спросил: "А что, рядовой
Ромеев, я разве подзывал вас?"
Вадим, не перебивая, выслушал меня, протянул руку и сказал: "Дай-ка
почитаю..." Мое сочинение всерьез заинтересовало его. Много позже, перед тем
как уехать, брат задумчиво признался мне: "Твой "Материк", Влерик, напомнил
мне, как ни странно, "Илиаду"... Ты еще не читал?" Я сказал, что нет. "Ну
так вот,- продолжал Вадим,- "Илиада"- очень темная книга, она затемнена
временем, и там все обаяние в сражениях, люди воюют друг с другом - вот и
все. Но если представить, что это детство человечества, как твое, то,
выходит, и не могло быть иначе. Чем больше взрослеешь, тем больше чувств.
Отправь твой "Материк" в то время - и, может быть, был бы готов второй
Гомер".
Я пережил немало стыдливых минут, когда брат вслух перечитывал отдельные
фрагменты моего сочинения, насмехаясь над комичностью стиля и
орфографическими ошибками. Он сразу принял игру - ведь он всегда скучал,
несмотря на обилие школьных друзей, из которых я сейчас не помню ни одного
лица, вероятно, брат их не любил, а просто принимал. Он скучал часто,
брезгливо, зло, а сейчас я преподнес ему целый мир, которым он, не
напрягаясь, мог занять себя в свободное время. Вадим принял деятельное
участие во всех придуманных сражениях, заняв позицию уриев, которых