"Ширли Басби. Моя единственная (Том 1)" - читать интересную книгу автора

В устремленных на мать темных глазах Микаэлы читалась тревога.
- Франсуа это известие, пожалуй, сильно расстроит, - медленно
произнесла она, представляя лицо младшего брата.
Лизетт кивнула.
- И твоего дядюшку Жана тоже, - грустно добавила она. Обе
одновременно вздохнули, сделавшись очень похожими. Микаэле всего неделю
назад исполнился двадцать один год, и она буквально светилась свежестью и
обаянием. Красота отметившей в январе свой тридцать восьмой день рождения
Лизетт была, конечно, более зрелой. Но она была почти так же свежа и
прелестна, как обожаемая единственная дочь. Микаэла, очень похожая на
мать, не была ее точной копией. Прямой нос дочери, например, совсем не
походил на грациозно вздернутый носик Лизетт. Брови Микаэлы, густые и
по-аристократически изогнутые, и чуть более полные, чем у матери, губы
придавали лицу особую пикантность и привлекательность. Обе женщины
отличались изяществом. Но Микаэла была дюйма на три выше своей маленькой
мамочки. Это ее скорее огорчало, чем радовало. Ладную фигуру девушки с
полной упругой грудью, узкой талией и округлыми бедрами облегало простое
муслиновое платье. Нежная смуглая кожа великолепно смотрелась на фоне
блестящих иссиня-черных волос, из-под густых длинных ресниц сверкали
бархатно-темные, как южная полночь, глаза. Сочные, напоминающие спелые
вишни губы с приподнятыми уголками - "лук Амура" - дополняли портрет
Микаэлы, по которому знатоки безошибочно определят, что речь идет о
молодой креолке.
- И что же мы должны предпринять? - спросила девушка, возвращая
письмо матери.
- А что можно сделать? - пожала плечами Лизетт. - Американец собрался
жить в Новом Орлеане и независимо от нашего желания поступит так, как
решил.
Микаэла порывисто поднялась с дивана и, стараясь справиться с
волнением, сделала несколько шагов по маленькой, милой, хотя и довольно
скромно обставленной комнате. У окна девушка остановилась и посмотрела на
покрытый лужами двор.
- Это все из-за этого Наполеона, - сердито пробормотала она. - Только
такой несносный выскочка мог дерзнуть продать нас америкашкам как улов
рыбацкого корабля. До сих пор не верится, что могло такое произойти. Мы
теперь должны считать себя американцами! Немыслимо! Ведь мы же французы!
Креолы!
Хотя прошло уже более полугода с того дня, когда жители французской
Луизианы узнали о договоре, отдавшем территорию, на которой они жили, едва
оперившимся Соединенным Штатам, реальные перемены в их жизни начали
происходить всего два месяца назад, в пасмурные дни конца 1803 года.
Микаэла была убеждена, что совершенную Парижем и Вашингтоном сделку
никак нельзя назвать справедливой. Как можно продать целую страну этим
грубым, несносным янки по прихоти какого-то корсиканского генерала, пусть
и всесильного правителя Франции? Этого же мнения придерживались
практически все жители Луизианы. Многие отказывались даже беседовать с
проклятыми америкашками, не говоря уж о том, чтобы принимать их в своих
домах. Американцы тоже не испытывали симпатии к жителям вновь
приобретенной территории. Они считали всех креолов самодовольными лентяями
и вообще несерьезными, легкомысленными людьми.