"Игорь Бирюзов. Акция " - читать интересную книгу автора

зрелища. Прекрасные тела числянок медленно и сладострастно извивались в такт
мелодичной музыки, подчеркивающей великое чувство любви, заключенное в
танце. Музыка становилась все тише и тише. Числянки медленно уходили со
сцены, направляясь по тропинке к бассейну с люминесцирующей поверхностью.
Они ныряли, вспенивая разноцветными брызгами водную поверхность. Наиболее
спортивно подготовленные государственные руководители развлекались с
числянками прямо в бассейне, устраивая веселые игры с обниманиями.
Периодически у бортиков бассейна появлялись незаметные числа, выставлявшие
по периметру коктейли восемнадцати наименований.
Праздничное гуляние длилось до утра, когда разгоряченные пары
расходились по интимным домикам. За каждой числянкой закреплялся небольшой
деревянный домик, имеющий все необходимой для слияния. Перед входом
ставилось устройство, отмечающее посещение домика государственным
руководителем. Если в конце года на табло, закрепленном вместо флюгера,
значилась цифра, меньшая восьми, то работающая в этом домике числянка
автоматически исключалась из труппы.

* * *

Я не читал газет, не смотрел видеоновостей, словом, отрешился от всего,
что могло отвлечь от серьезных занятий математикой. Веселая жизнь, как я
считал, от меня не уйдет. Как-то незаметно для меня прошли выпускные
экзамены в школе, поступление в цифраторий - высшее математическое
заведение, единственное в государстве. Все это не являлось значительными
вехами в моей жизни, а было как бы само собой разумеющимся. Математика и еще
раз математика - это определяло мои мысли и поступки.
Я замучил всех библиотекарей цифратория своими дотошными требованиями.
Мне была чрезвычайно необходима вся имеющаяся литература по разрабатываемой
мной методике. И если работники библиотеки не находили какую-то интересующую
меня книгу или журнал, то я мог спокойно устроить грандиозный скандал.
Сейчас стыдно об этом вспоминать, но прошедших дней не вернешь...
Еще я пользовался компьютерным центром цифратория, куда стекалась
всевозможная информация со всего мира. Правда, она шла скопом и порой
нелегко было разыскать нужный именно мне крохотный кусочек информации,
который может или обнадежить меня, или перечеркнуть всю надежду. Чем ближе к
концу двигалась моя работа, тем больше я нервничал, вглядываясь в
полноводную информационную реку. Я боялся, что меня опередят.
И вот в один из моих приходов в компьютерный центр я увидел 17-ю,
этакую нескладеху. Мне она сразу понравилась. Чувствовалось в ней что-то
такое неосязаемое, заменяющее внешне броскую красоту. От нее
распространялось уверенное стабильное биополе. К тому же она тоже являлась
неделимой. Мы перебросились парой стандартных фраз о плохом дисплейном
обеспечении цифратория, о неустойчивой погоде и я, совершенно неожиданно для
себя, предложил ей прогуляться по парку, хотя еще несколько минут назад
собирался копаться в ворохе текущей информации. ...Вековые деревья слабо
шелестели листьями, изредка отрывающимися от веток и плавно парящими над
землей. Неухоженная, с попадающимися на пути камнями, дорожка извивалась,
непрерывно поворачивая то вправо, то влево, создавая эффект длинной ее
протяженности. Я нес какую-то чепуху о математическом несовершенстве мира, о
том многообразии математических моделей, которые неплохо бы собрать в одно