"Александр Бирюков, Глеб Сердитый. Человек-саламандра " - читать интересную книгу автора

Он выдвинул маленький ящичек туалетного столика и достал из коробки
шесть патронов. Эти патроны он опустил в левый карман сюртука.
После этого Кантор снова посмотрел на себя в зеркало. Вынул платок из
нагрудного кармашка, сунул туда два пальца и вынул блестящий потертый
патрон. Этот патрон он поставил на раму зеркала, где было уже четыре таких
же блестящих потертых патрона. А новенький патрон из коробки он положил в
нагрудный кармашек и сверху заткнул кармашек платком.
Патрон едва заметно выпирал, и на этом месте образовалась легкая
потертость. Ногтем мизинца он поскреб потертость, восстанавливая
ворсистость добротной ткани. Потертость почти исчезла. Стала почти
незаметной.
Почты сегодня не было.
Сыщик расправил плечи и напряг бицепсы, плотно заполнявшие рукава
сюртука.
Всё.
Можно было отправляться на службу.
Альтторр Кантор миновал небольшую, чуть больше спальни, гостиную, в
прихожей надел калоши, пальто и котелок радикально-черного цвета, взял из
пирамиды свой зонт-трость, а с калошницы - маленький саквояж. После этого
он вышел на лестничную клетку, сумеречную и прохладную, пахнущую пылью и
привратницкой, запер дверь на два оборота ключа, толкнул ее и быстрыми
шагами пошел вниз по краю пепельной дорожки, покрывавшей середину ступенек.
Зонт, с надетой в качестве наконечника револьверной гильзой, пять или шесть
раз стукнул о ступеньки.
Кивком ответив на пожелание удачного дня от привратника, сыщик вышел
на бульвар Шелтер, перешел мощенный пиленым камнем тротуар и узкую,
усыпанную мелким щебнем проезжую часть и зашагал по центральной аллее,
через каждые три шага оставляя на утоптанной земле отпечатки своего
оригинального наконечника трости.
Дом, в котором обитал сыщик, был не только трехэтажным, но и самым
маленьким в этих кварталах, но отличался тем, что при нем был закрытый
задний двор, который сообщался с улицей аркой с вычурными коваными воротами
с орнаментом по мотивам холодного оружия разных народов.
Дом был старый. Его выстроили еще в те времена, когда зодчий мог
позволить себе импровизировать в области нефункциональных украшений на
фасаде и при этом умел устроить в доме удобные, хотя и не слишком
просторные квартиры.
Зодчий, создававший этот дом, видимо, пребывал в меланхолии, потому
что весь вид этого здания как бы говорил о том, что архитектору нечего
сказать. То есть архитектор сумел изысканно, непринужденно и лаконично
выразить именно эту мысль - что сказать ему решительно нечего. Это
характеризует зодчего весьма красноречиво, как человека смелого в
творческих исканиях и находчивого в ситуациях трудных и чреватых ошибками.
Последнее импонировало Кантору, но только это.
Первый этаж дома был основателен, тяжел и как бы вырастал прямо из
брусчатки тротуара. Это был как бы не в меру разросшийся набухший неведомым
смыслом фундамент - вдруг прозревший рядами светлых высоких окон и
осознавший себя не без стеснения этажом дома. Он задавал тон. Он диктовал
ритм.
Второй этаж должен был смело устремиться к небесам, ведь он находился