"Александр Бирюков, Глеб Сердитый. Человек-саламандра " - читать интересную книгу автора

вступил в тот возраст, когда ему, как его старым часам, нужно будет
поберечь заводную пружину.
Он поднялся, как всегда, по левой лестнице и пошел по галерее, откуда
открывался бесподобный вид на главный зал уже сверху: вид на спины, плечи,
номера на погонах. Кантор называл это "заглядывать в чернильницы".
Пятая от лестницы дверь была снабжена табличкой, отбрасывавшей
солнечный блик на перила галереи. Надпись гласила: "Старший Детектив Отдела
по расследованию убийств Альтторр С. Кантор".
В этой табличке была неточность. В имени сыщика не было ничего, что
могло бы скрываться под буквой "С", ибо не было у него второго имени и
никакой буквы "С" тоже не было и быть не могло. Теперь этого уже давно
никто не замечал. Но когда табличка была выгравирована на посеребренной
меди, то выяснилось, что кто-то допустил ошибку. Выяснять, кто повинен в
этой ошибке, Кантор не стал. "Пусть это будет единственным нераскрытым
делом на моей совести!" - пошутил он.
И до сих пор так оно и было, кстати сказать. Но реальной причиной
того, что эта табличка с ошибкой так и осталась на двери, было единственное
суеверие, которое позволял себе Альтторр Кантор. Он полагал полезным для
того, чтобы вещь служила долго, в ней, на момент приобретения, должен быть
незначительный или легко устранимый дефект. Он, таким образом, как бы
прощал вещи маленькую ошибку с условием, что она больше его никогда не
подведет. Вещам без изъяна он не вполне доверял. Ведь вещей вовсе без
изъяна не бывает, а значит, вещь со скрытым дефектом может подвести в любой
момент, когда дефект станет явным. Нельзя сказать, что сыщик придерживался
этого правила строго и неукоснительно, но тем не менее он тайно лелеял в
себе этот маленький изъян, ни в чем другом не давая себе спуску.

Кантор толкнул дверь и вошел в приемную.
Его помощник Клосс - молодой номерной полицейский в штатском -
приветствовал шефа шумным вставанием и грохотом откидной доски бюро.
- Чудесное утро, не так ли? - сказал сыщик искренне и повернулся к
вешалке, чтобы повесить на распялку пальто, водрузить сверху котелок,
предварительно проверив, вытерта ли с полки пыль, и поместить зонт в
корзину под вешалкой, что и проделал незамедлительно.
Клосс не ответил на приветствие, что сразу можно было немедленно
записать в актив плохих новостей. Очевидно, помощник не соглашался с тем,
что утро чудесное.
Кроме того, Клосс продолжал стоять, что говорило о наличии оснований
для такового несогласия.
- Ну, - нога об ногу снимая с туфель калоши, поторопил сыщик, -
выкладывайте новости. Сначала плохую, а затем скверную.
- Действительно, - признал помощник, - есть две новости: одна хуже
другой. Во-первых, поступил циркуляр, из которого следует, что из
заключения бежал особо опасный преступник, проходивший по нашим делам.
Рекомендовано восстановить дело и начать касательное дознание. Я завел
папку...
- Это плохая новость, - оценил сыщик. - А что может быть хуже? Хищение
времени с ратушных часов? Забастовка взломщиков сейфов? Отказ извозчиков
брать с клиентов посадочную полушку?
- У вас посетитель, шеф! - выдохнул Клосс и втянул голову в плечи.