"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

там мы будем все вместе. Все, кто устроил себе "пружинные матрасы", как у
Макса и у меня, забрали их, конечно, с собой в новые комнаты. Здесь побольше
места, в обеих комнатах есть стол и скамьи, так что можно заниматься, учить
или переписывать роль.
Между прочим, со времени первой открытки в 1946 году и ответа моего
брата, из-за которого было столько бед, я уже не раз писал домой и получал
почту. За 1947 год родители получили 22 моих открытки, почти столько же
послал я друзьям и родственникам. Но не всем приходят вести из дому,
наверное, многие сами не хотят писать отсюда...
У самодеятельности теперь своя отдельная бригада, работу нам дают на
поверхности. Работу "дают" в буквальном смысле слова, потому что постоянных
должностей у нас нет. Мы красим забор, подметаем проезды и дорожки, помогаем
при разгрузке вагонов с "лесом" и тому подобное. Каждое утро Natschalnik,
распоряжающийся на поверхности шахты, дает Максу задание для нас на весь
день, ну а инструменты или материалы, если понадобятся, надо раздобывать
самим.
Самое приятное в этой бригаде, что не надо ждать следующей смены,
охранник отводит нас в лагерь, никакой сутолоки, можно спокойно помыться.
Спокойно можно получить еду, ну а потом уж учить роль или репетировать. В
лагере, где две тысячи пленных, конечно, находятся завистники; про нас
говорят, будто мы получаем двойные порции, но это неправда. А дополнительные
200 грамм хлеба, как на подземных работах, действительно получаем, так
решили украинские начальники и лагерный офицер-политрук.
Спектакль "Остров мира" проходит с большим успехом. В зале помещается
только 400 человек, так что мы играем пьесу пять раз, каждое воскресенье. И
в день представления на работу мы не ходим, а нашим зрителям приходится.
Теперь репетируем оперетту; наш офицер добыл либретто и ноты для
оркестра. Другие офицеры с семьями тоже приходят на наши представления, и
политрук очень гордится нами, "бригадой артистов", как он любит говорить.
А легкой работе для нас на поверхности шахты скоро приходит конец. Нас
распределяют по участкам шахты, и я опять оказываюсь забойщиком в лаве
высотой сантиметров восемьдесят. Бригадир выделяет мне пай в самом конце
лавы, и надо ползти туда с кайлом и лопатой, с тяжелой шахтерской лампой.
Единственное преимущество, оставленное "артистам", что мы все должны
работать в одной смене. Конечно, удается это недолго - на шахте другие
заботы. А когда возвращаешься с тяжелой работы под землей только вечером,
тут уж не до музыки и репетиций. К тому же кого-то из "артистов" уже нет -
ушел в ночную смену...
Так проходит лето. Концерты мы еще устраиваем - только по воскресеньям
вечером. А для оперетт или пьес нет времени на репетиции, да нам и не до
того: становится все яснее, что никакого "до 31 декабря" не будет, домой нас
не отпустят. Оказывается, в соседних лагерях бастуют, а у нас нормы
выработки не выполняются, и офицеры заметно нервничают. Развязка наступает
быстро - 200 или 300 человек утром увозят из лагеря, и в тот же вечер к нам
прибывают двести других пленных; они рассказывают, что в их лагере такое
происходит уже давно - в другие лагеря людей отправляют сотнями. И через
две-три недели население лагеря так обновляется, что уже почти никто не
знает, как кого зовут. Так что организовать восстание - а этого Иваны
боялись и боятся больше всего - уже просто невозможно.
Прекрасный летний вечер. К нам в комнату приходит комендант Макс Зоукоп