"Дмитрий Биленкин. Давление жизни (Сборник "Фантастика 69-70")" - читать интересную книгу автора

последнего вздоха. Как борется трава, как борются бактерии. Мера стойкости
человечества зависит от меры стойкости каждого, вот и все.
Теперь он шел и думал о друзьях, о тех, кого любил, о том, что сделал и
чего не сделал. Многое из того, что раньше казалось важным, стало теперь
совсем неважным. Слава, власть, успех. Они не опора человеку, когда
приходит смерть. До нее и после человек жив тем хорошим, что сделал он для
людей. Лишь дружба, благодарность и любовь могут поддержать и успокоить,
когда наступает время подвести итог. Особенно любовь. Недаром так часто
последним словом умирающих бывает слово "мама"...
Сейчас он стал бы жить совсем-совсем иначе.
Поздно.
Фобос закатился. Подул ветерок, уже предрассветный. Значит, он дождется
утра. Почему-то ему хотелось, чтобы это случилось при свете солнца.
Но тут в регуляторе давления воздуха трижды щелкнуло.
Он похолодел. Сигнал, предупреждающий, что кислород иссякнет через
десять минут. Конец.
Немеющие ноги сами усадили его на побелевший от инея камень. Небо у
горизонта чуть поблекло, но до восхода солнца было еще далеко.
Может быть, выключить обогрев и замерзнуть? Говорят, что это походит на
сои.
И вдруг ему невероятно, по-звериному захотелось жить! Он не успел, не
доделал, не исправил, не долюбил - он не мог исчезнуть просто так!
Он вскочил. И задохнулся. Словно ко рту прижали маску! И все же пошел.
Легкие вздымались и опадали - чаще, чаще их сводила боль, горло сжалось в
хрипе, он упал на колени и все равно пополз. И когда сознание потемнело, а
тело забилось в конвульсиях, он рванул напрочь шлем и глотнул марсианского
ветра, как тонущий глотает воду, потому что не глотнуть ее не может.
В легкие прошел холодок, боль последней вспышкой озарила мозг, и все
погасло.
Погасло, чтобы снова замерцать. Он очнулся от судорог, выворачивающих
легкие, и увидел перед глазами что-то красное, колышущееся.
С невероятным усилием он поднял голову. Было уже светло. И он полз! И
он дышал марсианским воздухом! Его организм был не таким, как все: он
выжил!
Он даже не осознал этого. Он продолжал ползти. Он полз яростно, упорно,
повинуясь уже не разуму, а инстинкту: все вперед и вперед, туда, где были
люди.