"Дмитрий Биленкин. Тихий звон колокольчика (Авт.сб. "Сила сильных")" - читать интересную книгу автора

сочувствия. На недруга, осквернителя, вообще нехорошего человека муарийцы
глядят затылочным глазом прямо, в упор, не вращая им. Потому что врага ни
на секунду нельзя терять из видимости. А что муарийцы дивятся нашим
поступкам, так это естественно. Все, кончено с этим. Спасибо за историйку.
- Нет, не покончено, - вдруг сказал Биранделли. - А проклятие?
- Проклятие?
- Ну, наговор, заговор... Тойсойясейя находится тут, за стеной. Не
накличет ли она беды?
- Чего-чего?
- Беды. Серьезно спрашиваю.
Шахурдин нахмурился. Ясь хихикнул: сейчас Тагров был похож на человека,
у которого осведомились, не плоская ли, часом. Земля. Но смешок оборвался,
ибо Биранделли, бледнея на глазах и, видимо, чувствуя это, поспешно
растянул рот в прежней улыбочке, теперь натужной и жалкой, как всякая
попытка скрыть наконец прорвавшуюся тревогу.
- Несчастье? - Тагров подался вперед всем своим мощным телом. - Ну?
- Прости, что не сказал об этом сразу. Я лишился... - мучительно
напрягшийся голос Биранделли сорвался в шепот. - Лишился невозместимого.
Да, невозместимого... Я потерял...
Тишину, казалось, можно было взвешивать на весах.
- Час своей жизни! - торжествующе объявил Биранделли. И кротко добавил:
- При диспуте с муарийцами, как все уже проницательно догадались...
- Ну, артист! - Тагров восхищенно грохнул кулаком по столу, но этот
звук перекрыл дружный хохот. - Подловил-таки!
Несчастье произошло часом позже. Оступившись на лестнице, Ясь упал и
сломал ногу, чего ни с одним звездопроходцем вот так не бывало.
Физика тут же отнесли в регенерационную, подключили к биорезонатору,
благотворное действие которого, однако, вызвало у бедняги нередкое в таких
случаях ощущение щекотки, что отнюдь не улучшило его настроения. Яся с
совершенно серьезной миной принялись утешать историями об астрогаторе,
который, зевая на посту, вывихнул себе челюсть, о планетологе, который,
регулируя температуру скафандра, заполучил насморк, о механике, который
так рьяно ловил в невесомости масленку, что выдавил ее себе за шиворот, и
тому подобным фольклором. Биранделли, естественно, намекнул на зловещее,
особенно для физиков, влияние тойсойясейи, отчего Ясь озверел окончательно
и выгнал всех вон, а потом, перебрав в памяти сказанное, долго посмеивался
наедине. Может быть, поэтому кость у него срослась за рекордный срок.
Вся эта суета, понятно, не помешала полевикам наутро выйти в маршрут.
Среди них был и планетолог Брук.


Брук и не подозревал, что в его душе притаился ребенок, способный
завороженно, в неловкой позе, прильнуть к трещине скалы, во мраке которой
лиловели аметисты, льдинки горного хрусталя золотились пылью крохотных
кристалликов пирита, а прозрачность топазов хранила в себе отсвет небесной
голубизны.
Сбылась мечта детства, и время для Брука остановилось. Теперь он мог
сознаться, что именно тяга к красоте камня побудила его стать
планетологом. Увы! Планетология уже давно мыслила иными категориями, на
Земле давно не осталось неоткрытых занорышей, да и кому нужны драгоценные