"Дмитрий Биленкин. Лицо в толпе (Авт.сб. "Лицо в толпе")" - читать интересную книгу автора

перспективе улочек всюду укоризной маячили хмурые башни и позеленелые
шпили церквей: как, ты не пошел к утренней мессе? Намек исходил и от
ухоженных автомобилей, чей плотный строй вдоль тротуаров был одинаково
бесконечен, куда бы я ни сворачивал. Вроде бы деталь уличного пейзажа, и
только. Но нет, в этом безлюдье десятки белесых фар создавали ощущение
цепкого стерегущего взгляда (когда людей нет, за них говорят вещи).
Не выдержав, я спустился к набережной, но и там вскоре почувствовал
себя чужаком. У реки, похоже, тоже было воскресенье, она нежилась в лучах
теплого, как бы даже летнего солнца, однако неяркое небо, дымка
голубоватой мглы, дремотный покой воздуха - все напоминало об осени, о
последних днях, когда река еще может безмятежно погреться. Ее
размеренность словно передавалась деревьям, траве, людям, кроме ребятишек,
конечно (откуда-то на газон бойко выбежала голопузая и бесштанная девчушка
лет трех, сидящие на скамеечке дамы сдержанно ахнули, но это был
единственный случай переполоха и беспорядка). Сколько можно любоваться
спокойным блеском реки и видом замка напротив? Я двинулся прочь от
набережной, попетлял по улицам, спустился на перекрестке в пешеходный
тоннель, бетонные стены которого были испещрены лозунгами и призывами
(впрочем, среди них присутствовала надпись едва ли политического
содержания: "Ульрика М. будет убита!"). Так незаметно я вышел к центру
города и сразу очутился в плотной оживленной толпе.
И здесь никто не спешил, никуда не торопился. Но толпа есть толпа, ты
не чужак в ней, потому что стал ее частью. Я двигался, подхваченный ее
течением, дремотная одурь, навеянная пустынными кварталами и набережной,
развеялась, я перестал себя чувствовать неприкаянным одиночкой, который
едва ли не кощунственно жаждет чего-то, кроме ленивого отдыха и праздного
ничегонеделания. Тут я мог глазеть во все глаза, вглядываться в лица,
никого это не смущало, никто этого просто не замечал. Уличная толпа дает
свободу, свободу быть самим собой, разумеется, в рамках приличия, которое
здесь трактовалось широко (хочешь стоять столбом - стой, хочешь поцеловать
подружку - целуй, хочешь пройтись на руках - и это пожалуйста; вот разве
что плевок на чисто вымытый тротуар мог вызвать нарекание, если не штраф).
Вдобавок движение в толпе создавало видимость занятия, дела, будь то
разглядывание витрин или лиц противоположного пола. О извечном желании
"себя показать и на людей посмотреть" я уже не говорю, хотя выделиться в
нынешней толпе совсем не просто даже с помощью дерзких ухищрений моды
(увы, модники и модницы, увы!).
Десять тысячелетий назад не существовало ни людских скоплений, ни самих
городов. Современное многолюдье - это ли не пример пластичности нашего
поведения, это ли не чудо уживчивости? Ныне всего за час перемещения по
оживленной улице любой из нас встречает больше людей, чем крестьянин
давнего и недавнего прошлого за всю свою жизнь. Ничего, психика
справляется. Хотя, должно быть, именно по этой причине прохожие скользят в
нашей памяти как-тени. Я был полон внимания, а что запомнилось в первые
полчаса? Тщательная подтянутость и парикмахерская ухоженность старушек.
Парень с чудным прокрасом седины посредине волос. Неназойливые
газетчики-арабы в оранжевых жилетах. Девушка с нотным пюпитром, тихо и
славно играющая на скрипке перед входом в картинную галерею. (Зачем,
почему? - все шли мимо, будто видели ее каждый день.)
Вот, пожалуй, и все. Экзотических манков, отвлечении и уводов внимания