"Дмитрий Биленкин. Принцип неопределенности" - читать интересную книгу автора

- Тебе надо, иди. Ты мне сказал тогда, что все будет хорошо, и я ничего
не должна бояться. И я не боюсь. Но... у нас все-все станет по-прежнему,
когда ты вернешься?
- Да, да...
Что будет по-прежнему?! Берг не очень даже осознавал, куда и зачем
бежит. Но что-то вело его с точностью автопилота, и он очнулся, когда
тепло кольца охватило палец. Дом нависал над ним, как скала. К Бергу
вернулось самообладание. Он ощупью нашарил замочную скважину. Сумку
отобрали при аресте, но пряжка пояса дублировала инструмент. Немного
повозившись, он отпер дверь, наподобие монокля приладил листок слюды.
Тепло ладони оживило "кремневый" фонарик. Прихожая, дверь, лестница...
Берг повел рукой в воздухе, и кольцо указало на лестницу. Ветхие ступени
не внушали доверия, и он разулся. Он не волновался, будто всю жизнь
обшаривал квартиры средневековых горожан. Лестница вывела в коридор. Дом
наполняли запахи тепла, печного дыма, трухлявого дерева. Тихо было, как в
омуте, лишь где-то скреблась мышь...
За скрипнувшей дверью открылась комната, похожая на музей. Полки с
фолиантами, чучела зверей и птиц, песочные часы, окаменелости, кусочки
воска, черепки, чаши, рулоны пергамента - все вперемежку лежало, стояло,
висело, было раскидано на столах. Луч скользил, пока не уперся в
закопченное чело горна. Берг едва не чихнул от поднявшейся пыли. Под
горном среди тиглей и щипцов он нашел оплавленный до бесформенности
кристалл антигравитатора. Его явно пробовали кислотами. Ну конечно! Он
слишком тяжел, подозрительно тяжел для своего размера. Берг сунул его за
пазуху, спустился, обулся, вышел и запер дверь. Самое трудное в его миссии
на деле оказалось самым легким.
Теперь он мог рассуждать хладнокровно. Кто ему, в конце концов, эта
девушка? Что заставило его ввязаться в дело, которое его не касалось?
Сострадание? Да, конечно. Но разве мало их умирало на кострах до и после?
Их судьба возбуждала жалость, но то была абстрактная, до холода
рассудочная жалость. И об этой девушке он не думал, пока ее не увидел,
хотя и знал, что она есть. Что же ему мешает теперь?
Логично рассуждая, ее нет вовсе, как нет самого этого века, который
давно истлел со всеми своими надеждами и печалями. А есть будущее. Тот
век, откуда он пришел и который может теперь пострадать из-за его
поступка.
Но сейчас, в эту минуту, на этой темной улице будущее тоже всего лишь
абстракция! И не абстракция эта доверчивая девушка, которую он, все
взвесив и логично рассудив, должен предать.
Берг зажмурился и с минуту стоял так, мыча от боли и бессилия. Да кто
же виноват, что желание спасти и защитить сработало в нем как рефлекс?!
Само воспитавшее его общество.
Жалкая уловка.
Но почему жалкая? Почему уловка?
Когда мысль, желая точно наметить трассу будущего морального поступка,
слишком пристально сосредоточивается на противоречивых понятиях, сами эти
понятия начинают терять ясность, ибо любое понятие также неисчерпаемо и
темно в своих глубинах, как и породившая его жизненная реальность. И мысль
теряется, решение ускользает, все кажется запутанным и неверным. Так
размышления порой губят решимость.