"Л. Биггл-младший. У железной няньки (Сб. Садок для рептилий)" - читать интересную книгу автора

Уотервилле.
Эти концерты и сольные выступления стали событиями. У каждого окрестного
жителя находился хотя бы один родственник, принимавший в них участие, и
приходили все - вход был, разумеется, бесплатный. И это еще не все.
Профессор договорился с двумя молодыми художниками, чтобы они проводили
летние месяцы в Уотервилле, давая за умеренную плату уроки всем желающим. Я
не могу даже представить себе, во сколько ему это обошлось. Когда умер мой
отец, и газета перешла ко мне, он уговорил меня организовать конкурсы
рассказов, стихотворений, очерков и печатать в газете произведения
победителей. Это, по крайней мере, ему ничего не стоило - я сам оплачивал
призы.
Но идея была его, все та же - не смотрите с трибун, пробуйте сами. За
двадцать лет, что профессор ее проповедовал, мысль эта крепко укоренилась в
сознании жителей города. У нас было все - от клубов резьбы по дереву до
клубов композиторов. И профессор был их организатором и ангелом-хранителем.
Почти каждый ребенок, выросший в городе за последние двадцать лет, в то или
иное время учился музыке, да и многие взрослые тоже. Профессор стал
неотделим от города. Все любили его, особенно дети.
Трудно было поверить, что после всего, что он сделал, люди готовы
променять его на робота Сэма Бейерса. Я надеялся, что робот притягивал их
так же, как новое приспособление для кухни или механизм для работы на ферме.
Есть нечто интригующее в роботе, который может учить играть на скрипке. К
тому же уроки бесплатные - и будут бесплатные, пока Бейерс не избавится от
профессора.
Прохандрив почти все утро, я решил еще раз поговорить с ним. Он жил в
маленьком доме на окраине, достаточно отдаленном от ближайших соседей, чтобы
уроки музыки им не мешали. Летом двор его, как ковром, был покрыт цветами.
Дверь мне открыла дочь Перкинса Хильда.
- Он в саду, - сказала Хильда. - Садитесь, я сейчас позову отца.
Я не стал садиться. Комната, по которой я нервно расхаживал, в
большинстве домов стала бы гостиной, но профессор сделал из нее свой
кабинет. Она была мило обставлена, на стенах висели портреты композиторов,
лист забавных на вид средневековых нот в рамке и фотографии оркестров, в
которых играл профессор. Это была единственная комната с кондиционером.
После капиталовложений в развитие культуры в Уотервилле у профессора
оставалось маловато денег, чтобы заботиться о комфорте.
Он удивился, увидев меня, но был приветлив, как всегда. Не успел он
заговорить, как Хильда сказала, мрачно на меня посмотрев:
- Звонила миссис Андерсон, Кэрол...
- Ах да, Кэрол теперь будет ходить к Бейерсу. Сегодня ей трудно сыграть
коротенькое упражнение, а завтра она без ошибок исполнит концерт Морглитца.
Замечательная штука - этот робот, а, Джонни? Так сколько у нас осталось?
Двадцать два?
- Двадцать один, - ответила Хильда. - Ты забыл про Сюзан Зиммер. Разве я
тебе не говорила?
- Не говорила. Но это не важно. Ну, Джонни? Что привело тебя к
ископаемому музыканту?
Мы сидели рядом на диване, и Хильда принесла нам кофе и блюдце с
пирожными. Мы пили кофе, жевали пирожные, я думал, что сказать, а профессор
вежливо ждал.