"Лев Безыменский. Операция МИФ, или Сколько раз хоронили Гитлера " - читать интересную книгу автора

Литвиновым и тогдашним послом в Берлине Крестинским (своими будущими
жертвами), полагая возможным "укрощение" Гитлера, в чем, впрочем, он был
далеко не одинок. Такую же ошибку совершали Чемберлен в Лондоне и Даладье в
Париже, готовя курс мюнхенского "умиротворения". В 1935 году Гитлер, узнав
от Геринга о советских "авансах", дал отрицательный ответ, понимая, что о
нем будет известно лично Сталину (о Канделаки немецкая разведка ошибочно
докладывала, будто он является школьным товарищем Сталина). Но Канделаки сам
намекал своему партнеру Герберту Герингу (племяннику генерала), что свои
предложения вносит по согласованию со Сталиным...
В том, что примерно в 1934 году Сталин надеялся "укротить" Гитлера и
избежать перехода Германии в лагерь открытых врагов Москвы, нельзя видеть
преступления. Преступным и роковым зато было то, что Сталин в стане своих
врагов-империалистов не смог увидеть главного, самого опасного врага. Если
прочитать его основополагающую речь на XVII съезде ВКП(б) в январе 1934
года, то там достаточно атак на Англию и Францию как представляющих главную
опасность для СССР, а фашистские государства упомянуты весьма мягко и даже
извинительно: он говорил, что приход нацистов к власти не повод для
ухудшения отношений с Германией.

"Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например в
Италии, не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной..."
<Сталин И. Вопросы ленинизма. - С. 472.>.

Была ли альтернатива такому толкованию? Она была изложена на том же
съезде в последней съездовской речи Николая Бухарина. Тот требовал отнестись
к нацистской идеологии со всей серьезностью, ибо в ней проповедуется
"открытый разбой, открытая скотская философия, окровавленный кинжал,
открытая поножовщина". Бухарин предупреждал, что германская агрессия будет
направлена против СССР. Его заключительные слова сегодня звучат пророчески:

"Вот кто стоит перед нами и вот с кем мы должны будем, товарищи, иметь
дело во всех тех громаднейших исторических битвах, которые история возложила
на наши плечи" 129.>.

Стенограмма фиксирует: "Аплодисменты". Не бурные, не продолжительные,
не овация, какие получали Сталин и его приверженцы. Просто аплодисменты.
Кто будет спорить о ключевой роли периода 1939 - 1941 годов в
политическом уравнении Сталин - Гитлер? Ведь в это роковое для Европы время
вплотную и, главное, без каких-либо посредников столкнулись эти личности.
Каждый из них действовал в расчете на ту или иную прямую реакцию партнера,
строя схему игры, в которой один хотел переиграть другого. Об этом Гитлер
прямо говорил в кругу ближайших сподвижников, Сталин делился тем же, по
свидетельству Н. С.Хрущева, со своими соратниками.
Был ли драматический поворот августа 1939 года результатом сговора,
взаимного обмана или маневром? Или всем вместе? Над этими загадками бились и
бьются политики и историки, перебирая довольно скудные архивные
свидетельства, особенно касающиеся принятия решения о пакте Сталиным.
Сегодня критики и обличители этого решения возмущенно спрашивают: как мог
Сталин не видеть, что пакт выгоден Гитлеру, что он открывает Германии дорогу