"Герберт Эрнест Бейтс. Рождественская песенка " - читать интересную книгу автора

- Если вас не затруднит.
- Постараюсь найти, - сказала она. - Только зажгу свет.
Разыскивая пластинку, она еще раз пропела первые такты.
- Сколько в ней нежности, - заговорила она. - Какая-то удивительная
нежность... - Вдруг ей показалось, что молодой человек смутился. Он принялся
рыться в бумажнике, но она сказала: - Да ладно вам. Заплатите после
Рождества, в любой день заплатите.
В ту же минуту дверь открылась, и показался Фредди Уильямсон.
- Что тут происходит? - спросил он. - Магазин давно закрыт. Клара, ну
давай живей!
- Иду, - сказала она.
- До свидания, - попрощался молодой человек. - Я вам очень признателен.
С праздником вас.
- И вас с праздником, - ответила она.
Ветер успел стихнуть, и звезды на небе были резкими, зелеными; улицу
подсушивало, только кое-где еще темнели мокрые пятна.
- Вот хам! - бубнил Фредди Уильямсон. - Наглец чертов!
Он насупился, замолчал и быстро погнал машину к высокому берегу над
рекой. Весь декабрь, не переставая, шли дожди, и когда машина выехала
наверх, впереди простерлась широкая гладь зимнего паводка, разрезанная на
квадраты притопленными живыми изгородями и поблескивающая отражениями
зеленых и желтых огней на том берегу.
- Я бы его послал ко всем чертям! - сказал Фредди Уильямсон. - До чего
наглый. Просто хам.
- Река разлилась, - сказала Клара. - Замерзнет, на коньках можно будет
кататься.
- До чего же нахальные бывают люди, - сказал Фредди Уильямсон. - Черт
знает что!
Он мрачно повернул на гравийную аллею, ведущую к большому
эдвардианскому дому. От колес во все стороны взметнулись сухие, ломкие
листья каштанов; по краям обширной лужайки серебрился иней.
- Еще разочек, пока мы одни, - сказал Фредди Уильямсон и с неуклюжей
поспешностью, хотя она и пыталась отвернуться, поймал ее губы, как собака
птицу. - Кларочка, голубушка. К черту узду! Рождество ведь.
- Поставь лучше машину, я тебя подожду, - сказала она.
- Твое слово - закон, моя голубушка. Хорошо, что ты приехала.
Она выбралась из автомобиля и немного постояла, глядя вниз, на пойму.
Потом нагнулась и тронула ладонями траву. Трава была жесткая, хрусткая, а
прихваченные морозцем ветки деревьев и напитанные влагой стебли увядших
цветов ярко искрились. В огнях дома, льющихся с той стороны лужайки,
искрился пар от ее дыхания. Казалось, что даже внизу, на широко разлившейся
воде поблескивает иней, и она почти убедила себя, что река успела чудесно
преобразиться, затянувшись сплошной гладью льда.
Так она и стояла, думая о робком и пылком молодом человеке, о его
зонтике, о приподнятой шляпе. Песня, которую он не мог вспомнить, снова
зазвенела у нее в голове... "Песнь моя летит с мольбою... Ты приди, друг
мой..." Но тут, топая ножищами по гравию, подошел Фредди Уильямсон и опять
вцепился в нее, словно изголодавшийся пес.
- Еще разочек, пока никого нет, - загудел он. - Разочек, Кларочка.
Только один разик, лапушка. Вот так...