"Александр Бестужев-Марлинский. Лейтенант Белозор " - читать интересную книгу автора

пуншевых стаканов, чем для заливов и проливов соленой воды.
- Конечно, так, моя невская яхточка, - ему бы следовало поучиться у
нашего брата, старого моряка. Вода создана для рыб и раков, вино - для
женщин и детей, мадера - для мужей и воинов, но ром и водка - для одних
героев.
- Следственно, бессмертие для меня закупорено навеки: я не могу
равнодушно глядеть на бутылку с ромом.
- И я тоже, любезнейший, и я тоже; у меня сердце бьет рынду, когда я
завижу ее. Послужи с мое да испытай столько же бурь, тогда уверишься, что
добрый стакан грогу лучше всех непромокаемых шинелей и всех
про-тивопростудных лекарств; как цапнешь темную, так два ума в голове; на
валы смотришь, как на стадо барашков, и стеньги хоть в лучок гнутся - и
горюшка нет!
- А какова была прошлая ночь? Если б не темнота, и на твоем лице,
Николай Алексеич, полюбовались бы мы миловидною бледностью.
- Черт вытрави мою душу, если мое лицо не столь же мало сделано для
румянца, как и для бледности. Буря - моя стихия. Подавай нам почаще таких
ночей, по крайней мере не заржавеем; а то скука возьмет, стоя на якоре до
того, что он пустит корни, как пульс, ощупывать канаты и сквозь сон
покрикивать: "заложить сей-тали, - не зевать на стопорах!" То ли дело
шторм? Уму, и рукам, и горлу раздолье; вся природа пляшет тогда по дудке
твоей!
- Слуга покорный за ваше раздолье... Вчерась я промок до самой души,
проголодался, как морская собака, и должен был холоден и голоден
отправиться спать, потому что нельзя было развести огня ни под котлом, ни в
камине. К довершению удовольствия, меня дважды выкинуло качкой из койки, на
которую сквозь палубу, как в решето, лилась вода струями.
- Ах ты, пряничная рыбка, любезный мой Виктор Ильич! Тебе бы хотелось
небось, чтобы корабли плавали в розовом масле, ветер только целовал паруса,
выкроенные из дамских платьев, и лейтенанты танцевали бы только по-вахтенно
с красавицами!
- Без всякого сомнения, не отказался бы я погреть теперь сердечко
подле какой-нибудь леди в Плимуте или дремать в тамошней опере после
сытного обеда, чем слушать медвежий концерт ветров и всякую минуту ждать
отправления в безызвестную экспедицию.
- По мне, на берегу в тысячу раз больше всяких опасностей, того и
гляди, что спроворят кошелек или сердце. Когда ты обманом прибуксировал
меня в доме Стефенсов, я не знал, в которую сторону обрасопить нос... Пол в
гостиной, казалось мне, волнуется, и я обходил каждую фарфоровую вазу, как
подводный камень. А пуще всего, эта проклятая мисс Фанни навела на меня
зажигательные свои глазки так метко, что я готов был бежать от нее по
пятнадцати узлов в час... Да ты не слушаешь меня, рассеянная голова!
В самом деле, Белозор, стоя на пушке, уже стремился взорами к берегам
Голландии, как скоро мысль его попала на проторенную дорожку - на женщин.
Подобно голубю, отпущенному с ковчега, она летела в край неведомый и
возвратилась с веткою маслины. Заветный берег казался ему раем: там живут
добрые, умные люди, там цветут красавицы, и в них, может быть, бьются
сердца, готовые любить и достойные любви!.. Двадцать пять лет - опасный
возраст, милостивые государи, особенно для людей, заключенных в плавучем
монастыре, и Белозор, волнуемый болезнию, которую мы привыкли называть