"Александр Бестужев-Марлинский. Вечер на бивуаке " - читать интересную книгу автора

несравненной Алексан-дрины!
- Мечтатель, мечтатель! - сказал Мечин. - Но кто не был им? кто больше
меня веровал в верность и в любовь женскую? Я расскажу теперь случай моей
жизни, который тебе, милый Лидии, может послужить уроком, если влюбленные
могут учиться чужою опытностью, - для вас же примолвлю, друзья мои, что это
будет история медальона, о котором я давно обещал вам рассказать.
Послушайте!
Года за два до кампании княжна София S. привлекала к себе все сердца и
лорнеты Петербурга: Невский бульвар кипел вздыхателями, когда она
прогуливалась; бенефисы были удачны, если она приезжала в театр, и на балах
надобно было тесниться, чтобы на нее взглянуть, не говорю уже танцевать с
нею. Любопытство заставило меня узнать ее покороче; самолюбие подстрекнуло
обратить на себя внимание Софии, а ее любезность, образованный ум и доброта
сердца очаровали меня навсегда. Впрочем, говорят, и я верю, что любовь
прилетает не иначе, как на крыльях надежды, - я недаром в княжну влюбился.
Вы знаете, друзья, что природа влила в меня знойные страсти, которыми
увлекаюсь в радости - до восторга, в досадах - до исступленья или отчаяния.
Судите ж, каково было мое блаженство при замеченной взаимности! Я забредил
идиллиями; мне вообразилось, что одинокая жизнь несносна, тем более что
родители Софии смотрели на меня благосклонным взором. Со мною жил тогда
первый мой друг, отставной майор Владов, человек с благородными правилами,
с пылким характером, по с холодною головою. "Ты дурачишься, - не раз
говорил он мне в ответ на мои восторги, - избирая невесту из блестящего
круга. У отца княжны более долгов и прихотей, чем денег, а твоего именья
ненадолго станет для женщины, привычной к роскоши. Ты скажешь: ее можно
перевоспитать на свой образец, ей только семнадцать лет от роду; но зато
сколько в ней предрассудков от воспитания! Все возможно с любовью! -
твердишь ты, но кто ж уверит тебя, что княжна вздыхает от любви, а не от
узкого корсета, что опа глядит в глаза твои для тебя, а не для того, чтоб
глядеться в них самой? Поверь мне, что в ту минуту, когда она так нежно
рассуждает об умеренности, о счастии домашней жизни, мысли ее стремятся уже
к дамскому току или к карете с белыми колесами, в которой блеснет она в
Екатерингофе, или к новой шали, для показа которой тебя затаскают по
скучным визитам. Друг! я знаю твое раздражительное от самых безделок сердце
и в княжне вижу прелестную, прелюбезную женщину, но женщину, которая любит
жить в свете и для света и едва ли пожертвует тебе котильоном, не только
столичного жизнию, когда расчеты или долг службы позовут тебя в армию. За
упреками настанет убийственное равнодушие, и тогда - прости, счастье!" Я
смеялся его словам, однако ж изведывал наклонности Софии и каждый деиь
"аходил в ней новые достоинства, и с каждым часом ,трасть моя возрастала.
Между тем я пе спешил объяснением: мне хотелось, чтобы княжна любила во мне
не мундир, не мазурку, не острые слова, но меня самого без всяких видов.
Наконец я в том уверился и решился. Накануне предполагаемого сватовства я
танцевал с княжною у графа Т. и был радостен как дитя, упоен надеждою и
любовью. Один капитан, слывший тогда за образец моды, досадуя, что София не
пошла с ним танцевать, позволил себе весьма нескромные на ее счет
выражения, стоя за мною, и довольно громко. Кто осмеливается обидеть даму,
тот возлагает на ее кавалера обязанность мстить за нее, хотя бы она вовсе
не была ему знакома. Я вспыхнул и едва мог удержать себя до конца кадриля,
услышав его остроты на счет княжны. Объяснение не замедлило. Г. капитан