"Александр Бестужев-Марлинский. Вечер на бивуаке " - читать интересную книгу автора

думал отыграться шутками, говорил, что он не помнит слов своих. "Но я, м.
г.. по несчастию, имею очень счастливую память. Вы должны просить на
коленях прощения у моей дамы, или завтра в десять часов волею и неволею
увидитесь со мною на Охте". Вам известно, что я не охотник до пробочных
дуэлей: мы стрелялись на пяти шагах, и первый его выстрел, по жеребью,
положил меня замертво. Какой-то испанский поэт, имени и отчества не упомню,
сказал, что первый удар аптекарской иготи есть уже звон погребального
колокола: пуля вылетела насквозь в соседстве легких; антонов огонь грозил
сжечь сердце, но, вопреки Лесажу и Мольеру, я выздоровел, с помощию лекарей
и пластырей, в полтора месяца.
Бледность лица очень мила, но чтобы не показаться княжне мертвецом, я
умерил на несколько дней свое нетерпенье и, уже оправясь, полетел верхом к
князю на дачу. Сердце мое билось новою жизнию: я мечтал о радостной встрече
моей с Софиею, о ее смущенье, об объяснении, о супружестве, о первом дне
его... Полный восторгов надежды, взбегаю на лестницу, в переднюю залу, -
громкий смех княжны в гостиной поражает слух мой. Признаюсь, это меня
огорчило. Как! та София, которая грустила, если не видала меня два дни,
веселится теперь, когда я за нее слег в смертную постелю! Я приостановился
у зеркала: послышалось, будто упоминают мое имя, говорят о Дон-Кишоте;
вхожу - молодой офицер, скло-. нясь на спинку стула Софии, рассказывал ей
что-то вполголоса и, как кажется, весьма дружески. Княжна нисколько не
смутилась: спросила меня с холодной заботливостью о здоровье, обошлась со
мной как с старым знакомцем, но, видимо, отдавала преимущество своему
соседу: не хотела понимать ни взглядов, ни намеков моих о прежнем. Я не мог
придумать, что это значит, не мог вообразить випы такой обыкновенной
холодности - и напрасно искал в ее взорах столь милой досады, делающей
сладостным примирение: в них не было уже ни искры, пи тени любви. Иногда
она украдкою бросала на меня взгляды, но в них прочитал я одно любопытство.
Гордость зажгла во мне кровь, ревность разорвала сердце. Я кипел, грыз себе
губы и, боясь, чтобы чувства мои не вырвались речью, решился уехать. Не
помню, где скакал я по полям и болотам, под проливным дождем; в полночь
воротился я домой без шляпы, без памяти. "Жалею тебя! - сказал Владов, меня
встречая. - И, прости укор дружбы, не предсказал ли я, что дом князя будет
для тебя ящиком Пандоры? Однако ж на сильные болезни надобны сильные
лекарства: читай". Он отдал мне свадебный билет - о помолвке княжны за
моего соперника!.. Бешенство и месть, как молния, запалили: кровь мою. Я
поклялся застрелить его по праву дуэли (за ним остался еще мой выстрел),
чтобы коварная пе могла торжествовать с ним. Я решился высказать ей все,
укорить ее... одним словом, я неистовствовал. Знаете ли вы, друзья мои, что
такое жажда крови и мести? Я испытал ее в эту ужаснейшую ночь! В тиши
слышно было кипение крови в моих жилах, - она то душила сердце приливом, то
остывала как лед. Мне беспрестанно мечтались: гром пистолета, огонь, кровь
и трупы. Едва перед утром забылся я тяжким сном. Ординарец военного
министра разбудил меня: "Ваше благородие, пожалуйте к генералу!" Я вскочил
с мыслию, что, верно, зовут меня насчет дуэли. Являюсь. "Государь
император, - сказал министр, - приказал выбрать надежного офицера, чтобы
отвезти к генералу Кутузову, главнокомандующему южною армиею, важные
депеши; я назначил вас, - спешите! Вот пакеты и прогоны. Секретарь запишет
на подорожной час отъезда. Счастливого пути, г. курьер!" Тележка стояла у
крыльца, и я очнулся уже на третьей станции; великодушный Владов ехал со