"Александр Никитович Бессараб. В прицеле - танки (Военные мемуары) " - читать интересную книгу автора

пропаганды. Капитан сказал, что он и другие офицеры знали о неизбежном
наступлении русских, но, что это произойдет сегодня ночью, они никак не
ожидали. Более откровенно высказывались рядовые солдаты. Один из них заявил:
- Многие мои товарищи с нетерпением ждали вашего наступления, которое
приблизит конец войне и страданиям.
Мощный свет прожекторов вызвал среди немецких войск смятение.
Гитлеровский капитан не мог понять, что за оружие использовали русские. Он
даже попросил меня, если можно, объяснить это. Узнав об обыкновенных
прожекторах, капитан удивленно сказал:
- А ведь среди солдат моей роты мгновенно распространился слух, будто
это новое русское лучевое оружие. Рота разбежалась и перестала быть
управляемой.
И тут мне вспомнился другой немецкий капитан, тоже командир роты,
сдавшийся нам в плен в Померании. Между обоими гитлеровскими офицерами было
много общего, и в то же время каждый из них олицетворял как бы этап в
распаде немецко-фашистской армии.
Тот, померанский офицер, пытался прорваться со своей ротой через
шоссейную дорогу на запад, но был пленен. Он еще верил в геббельсовское
"чудо", в возможность как-то избежать полного разгрома. С ним было свыше ста
солдат и офицеров и много оружия. Показывая на раскинувшийся город, он
спросил:
- Что это за город, господин майор?
- Регенвальде.
- Регенвальде?! - удивился капитан и пристально, как бы изучая,
посмотрел на город. - Да, да! Это в самом деле Регенвальде, - грустно
произнес он. Лицо его побледнело, в глазах появились слезы.
- Что случилось, гауптман? - поинтересовался я.
- Не думал, что мне суждено сдаться в плен у стен родного города... Ах,
боже, боже!.. Регенвальде!..
- По вашей милости многие наши солдаты и офицеры умирали у стен родных
городов, - зло заметил Пацей.
Я перевел. Офицер тоскливо посмотрел на Пацея, потом на меня и со
словами: "А все же великая Германия не будет разбита!" - неожиданно выхватил
парабеллум. Гриша Быстров мгновенно заслонил меня собою, упер дуло своего
автомата в живот гитлеровца, но стрелять не стал: за немецким капитаном
стояли наши солдаты. Но гауптман и не собирался ни в кого из нас стрелять.
Приложив пистолет к своему виску, он поспешно нажал на курок. Был ясно
слышен щелчок бойка по капсюлю патрона. Но выстрела не последовало. В тот же
миг старший сержант Барышев крепко сжал руку офицера, и тот выпустил
пистолет. Любопытные ребята проверили, взаправду ли немец хотел
застрелиться. Оказалось, что он не красовался: патрон действительно дал
осечку.
Теперь фашисты уже были другими. Стоявший перед нами офицер и не
помышлял о самоубийстве. Большинство его солдат безучастно относились к
результатам окончания войны, оказывали яростное сопротивление нашим войскам
в силу дисциплины и принуждения. Только эсэсовцы, гонимые страхом возмездия
за содеянные злодеяния, да еще обманутые юнцы из гитлерюгенда, не
задумываясь, шли в атаку, гнали впереди себя солдат линейных частей.