"Луи де Берньер. Клад Мамаситы " - читать интересную книгу автора

Агостина вместе со своим жеребенком. Мамасита положила мешок на траву,
пробормотала заклинание от коралловых змей и села на мешок, совершенно
позабыв, что может помять карту. Она ждала появления тракториста дона
Агостина, который проезжал по этой дороге несколько раз в день, курсируя
между различными участками фермы.
К дону Агостину Мамасита прибыла словно королева. Трактор - почтенного
возраста, но содержащийся в идеальном порядке ярко-красный
"Мэсси-Фергюсон" - очень большой, к тому же в тот день на него как раз
навесили бульдозерный ковш. Мамасита уселась в ковш, а тракторист высоко его
поднял, так что повитуха почувствовала себя в полном смысле слова
высокопоставленной дамой. Это, конечно же, было опасно, и несколько раз
повитуха чуть не попала в беду, когда на пути трактора встречались низко
висящие ветви, но, с другой стороны, было так восхитительно глядеть на мир с
некоторой высоты и под совершенно новым углом, и вдобавок по пути она
изловчилась сорвать несколько лимонов, большой грейпфрут и пару авокадо. Про
себя она рассудила, что это вовсе никакое не воровство, потому что дон
Агостин даже и не заметит. Кроме того, свежий ветер в лицо поднял настроение
Мамаситы, и она почувствовала себя неожиданно легко и радостно, несмотря на
духоту и жару.
Довольно трудно сохранить величественный вид, когда тебя опускают на
землю рывками, но Мамасите удалось, вцепившись в край ковша, достойно
выдержать эту процедуру; она даже не вынула изо рта сигары, продолжая
попыхивать ею с самым невозмутимым видом. Когда Мамасита ступила на землю,
вакерос,[5] седлавшие пони и мулов по соседству с амбаром, приветствовали ее
ироническими возгласами, а она, в свою очередь, улыбнулась им застенчиво, но
радостно, так что на одно мимолетное мгновенье они смогли увидеть повитуху
такой, какой та была в молодости, когда ее отцу приходилось каждую ночь
разгонять парней, певших ранчерос[6] под ее окном.
Мамасита прошла между каменными столбами, обвитыми бугенвиллеей, и
замерла на пороге дома. Через тонкую зеленую сетку, которая не пускала
внутрь насекомых, но давала проходить воздуху и в этом тропическом пекле
заменяла стекла, она увидела дона Агостина собственной персоной,
склонившегося над бумагами, лежавшими на письменном столе. Через его плечо
видно было, как кухарка на кухне снимает шкуру с игуаны.
Когда Мамасита постучалась, дон Агостин сказал: "Войдите!", даже не
посмотрев, кто там; это немного удивило Мамаситу, потому что она сама
несколько раз так пыталась сделать, когда кто-нибудь стучал к ней в дверь,
но каждый раз по привычке поднимала голову. Возможно, отзываться на стук в
дверь с таким хладнокровием способны только те, кто родился в знатной семье.
Мамасита вошла, и дон Агостин встал, чтобы приветствовать ее. В
молодости дон Агостин был сорвиголовой и бабником, но в сорок пять стал
галантным и любезным, поэтому, взяв руку Мамаситы, он поднес ее к губам и
поцеловал даже не один, а целых два раза.
- Абуэла! - воскликнул он. - Как я рад!
Он показал ей на стул элегантным жестом и крикнул кухарке:
- Эмма, кувшин гуарапо[7] для моей гостьи!
Затем он повернулся к Мамасите, утер лоб полой рубахи и сказал:
- Еще один адский денек.
Мамасита показала пальцем на вентилятор, который лениво вращался у нее
над головой.