"Томас Бернхард. Комедия?.. Или трагедия?.." - читать интересную книгу автора

что потрясение, случай из далекого прошлого стал причиной того, что я каждый
вечер бываю здесь, в Фольксгартене. В дамских туфлях. Та же реакция, -
сказал мужчина и прибавил:
- Кстати, я здесь еще никогда не видел ни одного полицейского. Уже
несколько дней полиция не появляется в Фольксгартене, они сосредоточили силы
на Штадтпарке, и мне известно почему...
- Вот теперь, - сказал он, - было бы действительно интересно узнать,
что идет в театре сейчас, когда мы подходим к Швейцарскому флигелю: комедия
или трагедия?.. В первый раз я не знаю, что идет. Но Вы не смеете мне этого
сказать... Нет, не говорите! Вероятно, изучая Вас, сосредоточившись на Вас,
занимаясь исключительно Вами, было бы несложно догадаться, - сказал он, -
идет ли сейчас в театре комедия или трагедия. Да, - сказал он, - изучение
Вашей персоны постепенно объяснило бы мне все, что происходит в театре, и
все, что происходит вне театра, - все в мире, что всегда так тесно связано с
Вами. В конце концов мог бы действительно настать тот час, когда мне стало
бы известно о Вас все, потому что я изучаю Вас самым тщательным образом...
Когда мы подошли к стене Швейцарского флигеля, он сказал:
- Здесь, на этом месте, со мной попрощался молодой человек, которого я
встретил сорок восемь дней назад. Вы хотите знать как? Берегитесь! - сказал
он. - Ага! Значит, Вы не прощаетесь? Вы не говорите "Спокойной ночи"? Что ж,
- сказал он, - тогда пройдемся от Швейцарского флигеля в обратную сторону,
туда, откуда мы пришли. Откуда же мы пришли?.. Ах, да, от кафе. В людях
странно то, что они все время принимают себя за кого-то другого. Так значит,
- сказал он, - Вы хотели сегодня сходить на спектакль. Хотя, по Вашим
словам, ненавидите театр. Ненавидеть театр? Я люблю его...
Тут мне бросилось в глаза, что и шляпа на голове у мужчины дамская; все
это время я ничего не замечал.
И пальто на нем было женским - женское зимнее пальто.
Он и правда одет во все женское, подумал я.
- Летом, - сказал он, - я не хожу в Фольксгартен, в это время и театр
закрыт. Но всегда, когда театр работает, я хожу в Фольксгартен. Когда театр
работает, никто, кроме меня, больше не ходит в Фольксгартен, потому что в
Фольксгартене тогда слишком холодно. И только редко в Фольксгартен заходят
молодые люди, с которыми, как Вы знаете, я сразу заговариваю и требую
пройтись со мной разок до Парламента, разок до Швейцарского флигеля... а от
Швейцарского флигеля и от кафе снова в обратную сторону... Но никто еще не
ходил со мной, - сказал он, - дважды до Парламента и дважды до Швейцарского
флигеля, то есть четыре раза обратно к кафе, и это меня удивляет. Только что
мы дважды дошли до Парламента и дважды до Швейцарского флигеля и обратно, -
сказал он. - Достаточно. Если хотите, - сказал он, - проводите меня немножко
в сторону дома. Никогда еще никто не провожал меня отсюда домой.
Жил он, по его словам, в Двадцатом районе, в квартире своих родителей,
скончавшихся ("Самоубийство, молодой человек, самоубийство!") шесть недель
назад.
- Нам надо через Дунайский канал, - сказал он. Этот человек был мне
интересен, и я хотел остаться с ним как можно дольше.
- У Дунайского канала Вы должны повернуть обратно, - сказал он. - Вы не
смеете провожать меня дальше, чем до Дунайского канала. И пока мы не дойдем
туда, не спрашивайте меня почему!
За казармой Россауэра, в ста метрах от моста, ведущего в Двадцатый