"Жорж Бернанос. Дневник сельского священника " - читать интересную книгу автора

подлинно удел человеческий. Возможно, семена его и были разбросаны повсюду и
взошли местами, на благоприятной почве. Но я спрашиваю себя, знавали ли люди
и прежде такое всеобщее поветрие уныния? Недоносок отчаяния, постыдная форма
отчаяния, эта проказа, нет сомнения, - своего рода продукт брожения
разлагающегося христианства.
Ясное дело, такие мысли я держу про себя. Но не стыжусь их, однако. Я
даже думаю, что меня хорошо бы поняли, слишком хорошо, пожалуй, для моего
спокойствия - я хочу сказать, для спокойствия моей совести. Оптимизм наших
владык давно омертвел. Те, кто все еще проповедуют его, поучают по привычке,
сами в него не веря. На малейшее возражение они отвечают понимающей улыбкой,
словно извиняясь. Старых священников не проведешь. Пусть внешние формы и
неприкосновенны, пусть соблюдается верность исконному словарю, сами темы
официального красноречия уже не те. Люди постарше нас замечают перемены.
Прежде, к примеру, в соответствии с вековой традицией, епископское послание
непременно завершалось осторожным намеком - убежденным, конечно, но
осторожным - на грядущие преследования и кровь мучеников. Теперь
предсказания такого рода делаются реже. Уж не потому ли, что их
осуществление представляется довольно вероятным?
Увы! В священнических домах все чаще слышишь словечко из так называемых
"окопных" - этот отталкивающий жаргон, не знаю как и почему, казался
забавным старшему поколению, но моих сверстников от него коробит, так он
уродлив и скучен. (Поистине удивительно, впрочем, с какой точностью мрачные
образы этого жаргона выражают мерзкие мысли, но только ли в окопном жаргоне
дело?..) Все кругом только и твердят, что главное - "не вникать". Господи!
Но мы ведь созданы для этого! Я понимаю, на это есть высшие духовные лица.
Ну а кто их, наших владык, информирует? Мы. Так что, когда превозносят
послушание и монашескую простоту, мне, как я ни стараюсь, это не кажется
убедительным...
Все мы, если велит наставник, способны чистить картошку или ухаживать
за свиньями. Но приход не монастырь, тут одной добродетели мало! Тем более
что они ее даже не замечают, да, впрочем, им и не понять, что это такое.
Байельский протоиерей, уйдя на покой, стал частым гостем в Вершоке у
достопочтенных отцов картезианцев. Одна из его лекций, на которой господин
декан предложил нам присутствовать почти в обязательном порядке, так и
называлась: "Что я видел в Вершоке". Мы услышали немало интересного, даже
увлекательного, вплоть до самой манеры изложения, поскольку этот
очаровательный старец сохранил невинные причуды бывшего преподавателя
словесности и холил свой стиль не меньше, чем руки. Казалось, он надеется,
впрочем не без опаски, на весьма маловероятное присутствие среди своих
слушателей в сутанах г-на Анатоля Франса и словно бы испрашивает у того
снисхождения к Господу Богу во имя гуманизма, расточая многозначительные
взгляды, двусмысленные улыбки и изящно отставляя мизинчик. Церковное
кокетство такого рода было, наверно, модным в девятисотые годы, и мы
постарались отдать дань его "меткости", хотя он ровным счетом ни во что не
метил. (Я, возможно, слишком груб по природе, слишком неотесан, но,
признаюсь, образованные священники мне всегда были противны. Общение с
высокими умами - это, в сущности, тот же званый обед, а лакомиться на званом
обеде под носом у людей, умирающих с голоду, недостойно.)
Короче, г-н протоиерей поведал нам уйму всевозможных историй, как
принято выражаться, "анекдотов". Думаю, смысл их я понял. К сожалению, все