"Ингмар Бергман. Исповедальные беседы" - читать интересную книгу автора

утром с кровати, опрокидывает ночной горшок и кричит: "Поцелуй меня в
задницу!" В кухне, напевая, хозяйничают две девушки из Даларна. По другую
сторону лестничной площадки живет моя однолетка по имени Типпан. Она горазда
на выдумки и предприимчива. Мы с ней сравниваем строение наших тел и
обнаруживаем интересные различия. Кто-то застает нас за этим занятием, но
ничего не говорит.
Появляется на свет моя сестра, мне четыре года, и положение радикально
меняется: главную роль вдруг начинает играть эта жирная уродина. Меня
изгоняют из материнской постели, отец сияет от радости, склоняясь над орущим
свертком. Демон ревности рвет когтями мое сердце, я неистовствую, рыдаю,
делаю кучи на пол и вымазываюсь с ног до головы. Я и мой старший брат, с
которым мы обычно смертельно враждовали, заключаем мир и придумываем разные
способы, как извести эту отвратительную тварь. Брат почему-то считает меня
наиболее подходящей кандидатурой для выполнения нашего плана. Я чувствую
себя польщенным, и мы ждем подходящего случая.
Однажды тихим солнечным днем, полагая, что в квартире никого нет, я
проскальзываю в родительскую спальню, где в розовой корзине спит это
существо. Пододвигаю стул, взбираюсь на него и смотрю на раскормленное лицо
и слюнявый рот. От брата я получил четкие инструкции по поводу того, что мне
нужно делать, но неправильно их понял. Вместо того чтобы сжать шею сестры, я
давлю ей на грудь. Она тут же просыпается с пронзительным криком, я зажимаю
ей рот рукой, она таращит свои водянистые голубые глаза, они косят, я делаю
шаг вперед, чтобы было удобнее схватить ее, теряю опору и падаю на пол.
Помню, действие это сопровождалось острым наслаждением, которое почти
мгновенно сменилось ужасом.
Я склоняюсь над фотографиями моего детства, рассматриваю в лупу лицо
матери и пытаюсь пробиться сквозь угасшие чувства. Конечно, я любил ее, она
весьма привлекательна на этой фотографии: густые волосы с пробором
посередине над низким, широким лбом, нежный овал лица, приветливо изогнутые
чувственные губы, теплый, открытый взгляд из-под темных, красивой формы
бровей, маленькие сильные руки.
Мое четырехлетнее сердце сгорало от собачьей любви.
Но наши отношения были вовсе не так просты - моя преданность досаждала
ей, вызывала раздражение, а проявления нежности с моей стороны н бурные
вспышки беспокоили ее. Она нередко отсылала меня прочь холодным ироничным
тоном. Я рыдал от бешенства и разочарования. Отношение матери к брату было
гораздо проще, поскольку ей все время приходилось защищать его от отца,
воспитательный метод которого отличался суровой твердостью и включал в себя
жестокие телесные наказания в качестве непременного аргумента.
Со временем я понял, что мое то сентиментальное, то неистовое обожание
не оказывает ровным счетом никакого действия.
С ранних лет я начал искать ту манеру поведения, которая могла бы
понравиться матери, привлечь ее внимание. Заболевший немедленно вызывал ее
участие. А так как я был болезненным ребенком, страдавшим всевозможными
недугами, болезнь стала хотя и неприятным, но зато надежным способом
пробудить у нее нежность. Симуляцию же мать распознавала сразу (она была
дипломированной медсестрой) и наказывала за нее на совесть.
Другой способ обратить на себя ее внимание был опаснее. Обнаружив, что
мать не выносила равнодушия и безразличия - ведь это было ее собственное
оружие, - я научился обуздывать свою страсть и повел удивительную игру,