"Кирилл Берендеев. Ежедневник на этот год" - читать интересную книгу автора

с существованием, что полагается людям подобного типа; а тут произошло то,
что произойти не могло вовсе. Я совершил поступок, который у серых людей не
является не просто обыкновенным, более того, серые люди вообще не в
состоянии его совершить, а я... Господи, а что я ... ничего. Сел и уехал.
Сел и уехал, вот и все, что я сделал, ну, не считая того, что совершил и
догадался после замести следы, как истинный тот, кто должен это делать, кто
в состоянии это делать без малейших признаков колебаний, боязни, тревоги,
нервических расстройств, иных, более серьезных последствий, как это сделал
я. К своему же собственному недоумению, изумлению и совершенному
спокойствию в последствиях.
Нет, я бы мог объяснить те дни, когда никакой информации не поступало,
когда тело Глушенко еще не было найдено, когда еще было известно лишь
узкому кругу лиц, что пропал человек, уважаемый человек и только. Я жил
ожиданием того дня, я представлял себе себя, я жил одновременно днем
вчерашним, которого боялся и днем грядущим, беспокоившим меня еще больше. И
вот - ожидание закончилось, и закрыло мои ощущения на этом самом месте.
Только тяжелая форма головокружения наподобие солнечного удара. Головная
боль, озноб, тяжелое дыхание, со свистом вырывающееся из груди... и все...
все...
Все. Все, что мне удалось выжать из собственного организма, весь
адреналин и прочие гормоны оказались в ничтожно малых дозах, нежели тогда,
когда мои пальцы впились в узкое, шелковое кашне немолодого уже человека,
бывшего депутата, бывшего члена министерства и бывшего вообще... Нормы
моего восприятия тогда были перекрыты, запас иссяк, а новое поступление
отчего-то прекратилось. Просто как закрыть кран в ванной, как заткнуть
пробкой бутылку шампанского, чтобы ни одна лишняя капля не вырвалась
наружу, должно быть мой организм сам пожелал не перегружать себя
бессмысленными с его точки зрения треволнениями. Что-то наподобие этого,
что-то в этом духе, что еще можно сказать, когда сказать решительно нечего,
нечего совершенно. Как в явившемся накануне страшном сне, до сей поры, хотя
и прошло много времени, до сих пор с непонятным душевным волнением
переживаемым.
Только газеты говорят обратное да эфир, но не моя беспокойная помять,
лишившая меня начисто воспоминания о мерзком. Остальное факты и только
факты, и я полагаюсь на них sine ira et studio, без гнева и пристрастия,
как говаривал многоопытный Тацит. Я помню все и помню отчетливо, как бреду
по ельнику, выгадывая, куда же приведет меня тающая на глазах тропка, как
встречаюсь с мужчиной старше моих лет, как он просит меня закурить и как
дрожат его пальцы, пальцы заядлого курильщика. Я помню, как пришла в голову
мысль простая и ясная, просто пришла в голову, как и всякая другая. И как я
спокойно и уравновешенно последовал совету этой мысли. Как мои пальцы
давили и давили злосчастное кашне Глушенко, как я оттаскивал тело, как
выбрасывал из окна тамбура свои ботинки.
Я помню и как прыгал вокруг убитого, пытаясь согреться, помню те
чувства, то тревоги, то апатии, попеременно охватывавшие мой рассудок,
помню все. Но как человек, посмотревший обо всем случившемся документальный
фильм. Я не помню себя во всех этих эпизодах, не могу представить, чтобы
это был я, сколько бы не говорила об этом услужливо память, излагая факты и
только факты, словно и она само хотела бы с помощью их холодной констатации
защитить себя от тревоги и страха.