"Кирилл Берендеев. Дом в Коптевском переулке" - читать интересную книгу автора

объяснит, все разложит по полочкам, скажет, что да как. Он знает, он
должен, должен...
У меня не сохранилось воспоминаний о протекшем времени, помню, солнце
начало клониться к закату, когда я, наконец, обрел некую ясность в мыслях,
прогнал от себя кошмарные образы, что преследовали меня, подобно фуриям,
наступая на остывающие следы, образы, то и дело сменяющие друг друга, один
безумнее другого, затеняющие и подменяющие собой мир вокруг. Я не помню тех
мест, мимо которых проходил, то медленно волоча ноги, не в силах бороться с
видениями, то ускоряя шаг, переходя на бег, пытаясь в тысячный раз
оторваться от моих фурий, спеша к какой-то неведомой цели, о которой
забывал чрез минуту, а, мгновением спустя, видел ее в ином месте и ином
обличье.
Наконец, мозг мой воспротивился, восстал и изгнал мучителей.
Обессилев, я рухнул на скамеечку автобусной остановки.
Видно мой вид, мои жесты и блуждающий взгляд были столь пугающи, что
женщина, стоявшая подле, поспешила отойти от меня, скрыться за стенкой
остановки, точно боясь заразиться моими видениями.
Когда пелена спала и зрение очистилось, и я стал узнавать пейзаж, то
поневоле удивился увиденному. И к удивлению моему тотчас примешалось
облегчение и невыразимое желание сбросить, стряхнуть, скинуть обрушившуюся
на меня тяжесть последних часов.
Я будто заново обрел утраченные силы. И бросился к ближайшему дому,
дому, в котором жил когда-то давно, жил не один, а теперь, изредка, вновь
посещаю его, возвращаюсь в знакомую квартиру, встречаюсь с его хозяйкой и
не всегда тороплюсь уходить. К дому Веры.
Она была у себя - о, счастье, о, радость! - только что пришла и
собиралась поужинать.
Она выслушала меня, мои сбивчивые сумбурные речи, мои вздохи и
вскрики, мои укоры непонятно кому и обвинения непонятно в чем, сомнения и
обещания, проклятья и благословения, выслушала всего меня, как когда-то
очень давно; спокойно, но и со вниманием глядя поверх головы, и не спуская
глаз с этой точки, лишь изредка кивая в такт окончанию фраз и совсем редко
говоря свое обыкновенное: "да-да, понимаю". Выслушала и долго молчала, все
так же, не отрываясь от выбранной точки, точно притягивала та ее неумолимо.
Затем сказала тихо, я едва слышал ее, и в то же время внятно, так что я не
мог не понять произносимых ею слов и интонации, с коей они произнесены
были:
- Значит, ты излечился от своей болезни.
Не зная, что сказать ей на это, я просто подтвердил ее слова:
- Да... наверное.
- Это хорошо, - сказала она. - Очень хорошо. Я и не ожидала, что все
закончится так просто и... так быстро... что вообще хоть когда-то
закончится.
И, помолчав, добавила совсем уже тихо:
- Это счастье.
Я не понял, что она мне говорит, я мало что осознавал в те минуты. Но
видел странное: удивительное смешение счастья и боли на ее лице. Точно
Вера, наконец, дала выход переживаниям, что невыразимо долго, из года в
год, копились у нее под сердцем, и теперь они, едва я завершил свои
тягостные сумбурные речи, покинули ее навсегда.