"Кирилл Берендеев. Царь Эшгал " - читать интересную книгу автора

супруги своей, точно каменной глыбой, медленно сел на мозаичный пол у окна и
долго сидел, глядя себе под ноги. И поднялся с него, когда наступил вечер, и
пришло время разделить супружеское ложе. А когда звезды на небе стали
гаснуть одна за одной, почувствовал он странную пустоту под сердцем, прежде
никогда им не ощущаемую. Тихо поднялся с ложа Гарш и вышел во двор, и долго
глядел на мир, раскинувшийся пред своими ногами. Но мир и покой, снизошедшие
на землю, смотрел бог, сквозь удивительную пустоту под сердцем своим, молча
смотрел, никак не в силах привыкнуть к чувствуемому.

Этим и кончился сон, и царь Эшгал, закончив рассказ, спросил
толкователя о значении виденного. Задумался толкователь, долго смотрел он то
на царя, то в пол, несколько раз прошелся по покоям и лишь затем произнес:
- Душа редкого смертного способна пробиться к горним вершинам,
лицезреть деяния богов и сподобиться просветления, мой повелитель. Тебе,
великий царь, была дарована эта честь.
- И что же открылось моей душе?
- Ты видел во сне события далеких лет, прежде твоего царствия, и самого
начала его, и через события те прошли сами боги. А потому осмелюсь говорить
я, речь во сне идет не только о твоей судьбе, как человека, как царя, но и о
судьбе народа твоего. И потому скажу я: во видении этом ты явлен был образом
бога войны, неистовым и яростным Гаршем, а народ твой стал вечно юной,
прекрасной Леорикой. Та любит назначенного супруга самозабвенно, кротко, все
прощает ему и всегда ждет возвращения.
Царь вздрогнул. И прервал толкователя:
- Ты сравниваешь меня с богом, старик, не это ли есть тягчайший грех, и
не сладкой ли отравой лести измазал ты себе уста, прежде чем толковать мне
сон?
- Нет, повелитель. Сон сей подобен открытой книге, легко понять его,
ибо хорошо знаком мне ты, государь, его узревший, а равно твои тревоги и
неверия, коим сегодняшней ночью явлен был божественный ответ. Не раз и не
два высказывался ты о беспокойстве народа на правителя своего, но всякий раз
сомнения в преданности оказывались напрасными. И волнения в городе Ситхаш,
жестоко подавленные, и эпидемия чумы и недород, и сразу после этого,
повышение податей вдвое - все это не могло не раздражить народ твой,
владыка, но народ, как и прежде, безмолвствует, не ропща, не поднимая
головы. Он покорен и будет покорствовать, покуда ты правишь им.
- И в чем причина этого покорства? - недоверчиво спросил царь.
- В тебе самом, мой повелитель. Твой отец был простым сотником, ты же
дослужился до тысячника. А когда пришла пора, возглавил мятеж против царя
Идиля и сам стал править Кинбой. Помнишь, в ту ночь, ты вышел на балкон
дворца, где происходило смертоубийство всего рода Арматидов, и всех
покорствующих им, и бросил толпе на площади окровавленный меч и воскликнул:
"Вот ваш прежний царь!". И народ, ликуя, ответил: "Вот наш новый царь!", - и
с той поры он покорен тебе.
Долго молчал Эшгал, и, наконец, промолвил:
- Ты потревожил мои давние страхи, старик. И они не дадут мне
спокойствия, покуда я не проверю их. - С этими словами он дважды хлопнул в
ладони, дверь распахнулась, и в царские покои вошли воде стражей.
- Именем своим утверждаю я, что сей человек законченный лжец и
богохульник, - воскликнул Эшгал, обратившись к стражам. - Уведите его в