"Олесь Бердник. Картины художника Дарова" - читать интересную книгу автора

большинство моих работ, и мы сможем продолжить разговор более конкретно.
Боюсь, однако, что для вашей выставки картины, как бы это выразиться, не
вполне подойдут или представят ограниченный интерес в силу их некоторой
специфичности.
Я последовал за хозяином, стараясь понять несколько необычную реакцию
художника и представить себе возможный вариант продолжения беседы. Однако
Даров ничего более не добавил к сказанному, и мы молча прошли по внутреннему
коридору, поднялись по крутой деревянной лестнице и оказались в большой и
светлой комнате. Две дальние стены комнаты образовывали плавный полукруг и
приблизительно от полутораметровой высоты до самого потолка представляли собой
несколько рядов окон, открывающих восточную и южную стороны горизонта.
Мастерская находилась на уровне третьего этажа, в распахнутое окно
доносились запахи сада и мерный шум сосен, подходивших совсем близко к дому.
Хозяин закрыл окно и, повернувшись ко мне, задумчиво произнес:
- Кажется, приближается гроза, хорошо бы она принесла обильный дождь. Лето
стоит на редкость засушливое.
Итак, картины, - продолжал художник, - давайте начнем с некоторых ранних
работ. Например, эта. - Он выбрал из ряда вертикально стоявших на полу большое
квадратное полотно и укрепил его на высоком станке из потемневшего дерева.
Крупная хищная птица, сидящая на ребре бурой скалы, с презрением смотрела
на меня с картины. Внизу на темной рамке была приклеена полоска с надписью:
"Белоплечий орлан перед последним полетом, июнь, 197... год, район Среднего
Приморья".
Картину с орланом сменило узкое удлиненное полотно. На веселой лесной
опушке паслось стадо тонконогих пятнистых оленей. Безрогие оленята держались
поближе к зелени кустов, и старый вожак, вскинув голову, напряженно
вслушивался в утренние звуки. И снова мое недоумение вызвала подпись:
"Уссурийские пятнистые олени до выстрелов..., май, 1967 год".
Я не успел еще сосчитать оленей, когда художник извлек из стопки и
поставил на станке следующий холст: скалистое морское побережье, песчаная коса
и группа морских животных на влажном песке.
Табличка под картиной: "Морские коровы на тихоокеанском побережье до
прихода шхуны "Santa Maria". Я, кажется, начинал что-то понимать. Если про
орлана, находящегося на грани исчезновения, я лишь случайно где-то читал, то
история с истреблением крупных ластоногих - морских коров была широко
известна. Признаться, первые картины действительно вызвали у меня сомнение:
что это, своеобразный стиль ретро? Возвращение к минувшему? Или причудливо
воплощенное в живописи собрание вымирающих или истребленных видов? Тогда на
следующих полотнах появятся мамонт, шерстистый носорог и даже динозавры?
Морской пейзаж сменился однообразными коричневатыми тонами каменистой
пустыни. У груды каменных развалов, приподняв маленькие головки, застыли
темные ленты змей. На темной рамке, внизу, я прочел: "Среднеазиатские кобры на
перевале Кар-Чалык, до 1978 года".
Птиц, змей и других животных сменили совсем знакомые пейзажи: группы
деревьев, лесные поляны с синими огоньками колокольчиков, опушка хвойного леса
с просыпанным жемчугом ландышей.
Я перестал читать подписи, да и бессмысленно было следить за сменой этих
необычных эпитафий. Картины были выполнены мастерски, с удивительной силой; не
только цвета, но даже дальние планы были переданы до мельчайших деталей. Если
всматриваться в такие пейзажи хотя бы несколько минут, то начинало казаться,