"Нина Берберова. Облегчение участи" - читать интересную книгу автора

летом в казино, объедающаяся пирожными со сбитыми сливками. Есть ли у
делового человека дочь? Эдакое скучающее, влюбчивое, метящее в иностранца
создание (правильный подход!). Где бы найти их, где бы побеседовать? Может
быть, у него есть сын? Да, конечно, у него есть сын, и адрес этого сына даже
записан у Асташева в книжке. Фильмовое дело, кабинет весь в звездах,
междузвездное верчение, кручение, где-то под самым небом, на Елисейских
полях. Завтра пойти, уговорить, надавить. Намотать какие-то связи, оставить
и там свой след. Но это - завтра, на сегодня же назначены еще три визита.
Город, улицы, этот быстрый бег встречной жизни, он плавал в нем
привычно и свободно, ему было в нем удобно, - гражданину,
налогоплательщику... но не солдату! Подданства он не переменил, конечно.
"Француз в душе", говорил он часто, но паспорт оставался тот же, никчемный,
международный, впрочем, нисколько не мешавший ему. Он не желал связывать
свою судьбу, свою милую, теплую, крепкую, единственную жизнь с целой
страной, с государством, в котором не всегда бывало спокойно, в котором
иногда тоже творились безобразия. И деньги свои он держал в американском
банке, чтобы в какую-то бурную, тряскую минуту уехать, уплыть, улететь, и
под всеми парусами продолжать свое счастливое, трудовое и, Боже мой, какой
все-таки утлое существование.
- От Ивана Степановича Бессера, - произнес он с поклоном, входя в
несвежую, но большую, всю заставленную дешевой стариной гостиную, и чувствуя
особое удовольствие от пожатия мягкой, как будто только что вымытой руки
хозяина. - Простите, если помешал, но Иван Степанович непременно просил к
вам зайти.
- Садитесь, садитесь, голубчик, - и небольшой, рыжеватый, толстенький
хозяин, с выкаченными неумными глазами подвел его к столику, где неустойчиво
дрожали цветы в вазе.
- Отниму у вас минимум времени и сообщу - увы! - то, что по долгу
службы сообщать обязан: занавес рано или поздно упадет.
Хозяин ахнул и всплеснул руками.
- Ах, я понял. Не напоминайте. Это ужасно! Неужели же до сих пор не
изобрели ничего против этого? Вот в Америке писали про какие-то пилюли... И
это называется прогресс!
Алексей Георгиевич даже улыбнулся:
- Какие же пилюли, помилуйте. Все на свете, от букашки до гения, имеет
конец. Разве пилюли чем-нибудь помогут?
- Тогда пускай нам скажут, что там! Ведь для чего-нибудь же служат все
их академии, университеты, лаборатории всякие? Нет, нет, я не могу говорить
об этом, не хочу, переменим тему. Я знаю, Иван Степанович застраховался в
сто тысяч, и я тоже решил застраховаться в сто тысяч, и даже жену мою
застраховать в сто тысяч (на двоих вы мне сделаете скидку?). Но будем все
это обделывать незаметно, тихо, не будем думать о смысле наших актов. Я ночи
спать не буду. Я боюсь.
Асташев опять улыбнулся и слегка поклонился в знак согласия.
- Мы и не говорим. Мы уже и забыли, о чем была речь. Если борьба
невозможна, надо постараться принять меры, чтобы все прошло гладко, как
можно незаметнее; чтобы была выплачена сумма...
- Ах, кстати, говорят, вы не всегда аккуратно выплачиваете?
- Аккуратнее Английского банка.
- Но с вами иногда судятся?