"Олесь Бенюх. Гибель 'Эстонии' " - читать интересную книгу автора

благопристойное впечатление на всех этих полуграмотных, угрюмых,
неразговорчивых мужланов. А его и допустили-то на эту вечеринку (как он
потом узнал - прощальный прием) только из-за нее. Руфину знали. Она
привезла два тайных послания: от младшего Ротшильда (по английской ветви) и
от Джорджа Кэтлетта Маршалла. Внешне она была весьма ординарна. Ничем не
примечательное лицо, небрежная стрижка, стандартная одежда. Однако, Кан
Юай, дока, весьма поднаторевший в безошибочной оценке женских достоинств, в
первую же встречу был восхищен её грудью ("Без бюстгальтера, это видно, и
не желе, а крупный слиток радости и соски рвутся наружу сквозь платье") и
ногами ("Упругие, сильные и растут прямо из подмышек"). И неукротимой и
рациональной энергией, и поистине мужским умом. Он неизменно посмеивался
над мужчинами, которые предпочитали глупышек. Даже проституток. "Лучше с
умным потерять, чем с дураком найти". А он - он покорил её необычной
красотой и изысканной, почти неземной лаской, от которой она за ночь
умирала множество раз. Она никогда не знала других мужчин, была ревнива до
безумия и частенько на ложе любви наизусть читала строки из Книги Песни
Песней Соломона: "Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на
руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность;
стрелы её - стрелы огненные; она - пламень весьма сильный..."
Кан Юай смотрел на убегавшую вдаль морскую темь, кое-где вспоротую
золотистыми каплями судовых огней. Да, Руфина была верной женой. Но ведь и
он, пока она была жива, не дотронулся ни до единой сторонней женщины.
Теперь... теперь другое дело. Хотя со всеми этими пассиями, со всеми их
ухищрениями и невероятными сексуальными выкрутасами он никогда не мог
избавиться от гнетущего ощущения холодного, смертельного одиночества.
- Ты знаешь это, как никто, Руфь, - шептал он, смежив веки. - Уход из
жизни неизбежен. Так стоит ли бояться неизбежного? Гаснут и звезды, гибнут
и целые цивилизации. Что в общем сонмище бегов в небытие смерть одного
человека? Который к тому же не верит ни в какую реинкарнацию? Но когда
вокруг тебя, живого, абсолютный вакуум, заполненный ничтожным суррогатом
всего сущего, постепенно с годами начинает одолевать ощущение тотальной
никчемности продолжения поединка с распадом, который начинается в самый
момент зачатия. Не проигрыша, нет, а именно никчемности, бесполезности,
тщетности.
- Человечество живет великой силой инерции, - услышал он из далекого
далека приглушенный вечностью голос Руфи. - Инерции, сообщенной людям
Богом. И пока эта сила не истает, люди будут из кожи лезть вон в "крысиной
гонке", дьявольской погоне за богатством и успехом. Не останавливайся, мой
принц, мой сладкий, мой навсегда!
"Инерция - вздохнул Кан Юай, поднимаясь из кресла и направляясь к дому
по маленькой боковой дорожке. Телохранители бесшумными тенями двинулись за
ним, скрываясь в кустах и за деревьями - нарушение приказа об абсолютной
интимности сокровенных вечерних раздумий влекло за собой мгновенное
увольнение. - Руфина верила в своего Бога. Но продолжателя её рода он ей не
дал. Хотя она и умоляла его об этом. Смешно. Как будто у него только и дел
было, чтобы заниматься просьбами миллионов молящихся попрошаек... Инерция.
Что-то в этой мысли разумное есть".
Поднявшись в кабинет, он долго листал многостраничный конфиденциальный
доклад президента токийского филиала его банка. Игра на понижение курса
японской иены, в которую были вовлечены филиалы в Лос-Анджелесе, Дортмунде,