"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

понятие, но, правда, совершенно фантастическое, о Царском я все же и в
детские годы имел.
Оно сложилось у меня от разглядывания трех гравюр, входивших в состав
"альбома Махаева" и от одного из занавесей Большого Театра. Особенно мне
импонировал сложенный и раскладывавшийся во все стороны громадный лист в
Махаевском увраже, изображавший фасад дворца со стороны Циркумференции с
проезжающей "линеей" императрицы, запряженной в двадцать лошадей цугом. И
этим же фасадом я мог любоваться на помянутом занавесе, служившим для
антрактов. Здесь дворец во всю свою ширь был виден через арки (никогда не
существовавшего) перистиля, в нишах которого в вычурных позах стояли
мифологические персонажи. Самый же дворец был изображен блистающим
позолотой, как оно и было в действительности в первые годы его
существования. Занавес этот принадлежал кисти знаменитого декоратора Роллера
и был в своем роде шедевром.
Что же касается Павловска, то я не могу причислить его к наиболее
любимым в детстве местам. Позже я оценил всю его грустную поэзию, его
зеленую, напитанную сыростью листву, его благородные классические дворцы,
киоски, надгробия, мавзолеи, храм Дружбы и храм Аполлона. В детстве же вся
эта поэзия, типичная для позднего XVIII века, наводила на меня уныние...
однако, несколько уголков пленили меня и тогда, а именно знаменитый Павильон
роз и не менее знаменитая Сетка.
Скажу еще два слова о Павловских настроениях. Будучи маленьким
мальчиком я, разумеется, не давал себе в них отчета, но ощущал я их все же в
чрезвычайной степени. В Павловске всюду живет настроение чего-то
насторожившегося и завороженного. Именно в Павловске легче всего испытать
"панический" страх. Не даром именно в Павловске, в крутые годы царствования
императора Павла, дважды произошли так и оставшиеся необъяснимыми военные
"тревоги", заставившие все части войск, стоявших тогда в Павловске, без
форменного приказа, в самом спешном порядке, стянуться к дворцу - точно там
неминуемо должно было произойти нечто грозное и роковое. Не даром же и
Достоевский в качестве сценария самых напряженных мест "Идиота" выбрал
именно Павловск.
Это мрачное настроение, чему особенно способствует преобладание в парке
черных и густых елей, царит в Павловске рядом с чем-то уютным и приветливым,
и это соединение как-то по-особенному манит и пугает, куда бы ни направить
свои шаги. В сумерки подчас такие смешанные чувства достигают чего-то
невыносимого, если окажешься в эту пору где-нибудь в темных аллеях Сильвии с
ее темными бронзовыми статуями, изображающими гибнущих от стрел Аполлона
Ниобид, или перед сумрачным фронтоном мавзолея Павла или в запущенных
просеках вокруг Круглого зала. И что же, даже в детстве, именно эта пугавшая
меня мрачность оказывала в то же время притягательное действие, а
впоследствии и говорить нечего, именно эта кошмарная, жуть, этот сказочный
ужас особенно манили и пленили меня. Манила меня и Крепость - романтическая
затея императора Павла, состоявшая из двух башен и дома, с перекинутым через
ров подъемным мостиком, но больше всего меня в Павловске притягивал монумент
Павлу I, что стоит перед дворцом и что изображает императора совсем таким,
каким он был в жизни - с огромной треуголкой на голове, со вздернутым до
карикатурности носом и в громадных ботфортах.

Глава 4 НАША СЕМЬЯ