"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

подтверждения.
Тут сказывалось, как отсутствие того, что называется благодатью, так и
ее отвращение перед всяким обманом или самообманом. Думается что сложилось
это ее неверие постепенно и не без некоторой борьбы. Случилось, вероятно,
так, что наперекор сильнейшему желанию эту благодать (о чем она имела
определенное представление) сохранить, она ее все же утратила, а, утратив,
не смогла приобрести снова. В позднейшие времена впрочем никакой такой
борьбы уже в ней не чувствовалось, но оставалась лишь печаль и покорность.
Все это имело самую подлинную "абсолютно честную" основу, и не было в маме и
тени каких-либо модных в те времена материалистических убеждений. Она просто
не была способна сама перед собой лгать.
В заключение еще несколько слов о мамочке, как о хозяйке, ибо в этой
сфере заключалось ее настоящее призвание, выражался ее талант. Образцовое
ведение ею хозяйства не мало способствовало созданию благосостояния нашего
дома и его уюта. Сохраняя и в этой сфере свое обычное невозмутимое
спокойствие, она, однако, входила решительно во все и, мало того, - не
только в пределах собственного своего дома, но еще бдительно следя за
хозяйственной жизнью своих детей. Если однако у себя она была полномочным и
неоспоримым диктатором, то за пределами своего дома, (с поразительным
тактом), она предоставляла себе лишь совещательный голос. Иначе говоря, мама
была "идеальной тещей" и я не помню случая, чтобы между ней и теми, кто
через брак вступали в состав нашей семьи, у нее возникали хотя бы самые
незначительные трения.

Глава 8 НАША ПРИСЛУГА

Изо дня в день, без передышки, даже в дни недомогания, мама тянула свою
"лямку". Такое вульгарное выражение однако в применении к ней требует
оговорки, ибо этими словами "сама" мамочка во всяком случае не называла то,
что было ее "призванием", "приятным долгом", "делом жизни". Ее отношение к
этому делу напоминало священнодействие. Никогда ни ропота, ни жалобы - и
лишь изредка тихий вздох - то вызванный простой физической усталостью, то
выражающий огорчение, вызванное неряшеством или недобросовестностью ее
прямых подчиненных и сотрудников, иначе говоря нашей домашней прислуги.
Прислуга у нас была исключительно женская (единственные крепостные моих
родителей - лакей, кучер и конюх были отпущены еще до 1861 года). Но
кухарка, прачка и судомойка часто менялись, тогда как обе горничные были
постоянными. Их я увидел впервые, когда ничего еще не сознавая, я лежал в
своей колыбели, их же я и видел каждодневно, они же оставались у нас в доме
до самого того момента, когда этому дому настал конец в 1899 году.
Несколько слов нужно посвятить и этим "блюстительницам нашего домашнего
порядка" и это тем более, что они с течением времени превратились в нечто
вроде членов семьи. К ним не без "решпекта" относились и наши знакомые,
называя обеих по имени, а мамину горничную даже и по отчеству. Эта "Ольга
Ивановна" была сугубо почтенной особой, проводившей большую часть времени
либо на кухне за глажением белья, либо у себя в темноватой комнатке,
странным образом освещавшейся откуда-то сверху, за штопкой и починкой. В
господскую половину она заходила только для того, чтобы принять участие в
утренней уборке спальных, в приготовлении ванны, а по какой-то курьезной
аномалии и для того, чтобы затопить камин исключительно в моей комнате. На