"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

уступает более яркому и торжественному: у мамочки тоже был момент своего
рода "апофеоза". Я и ее увидал dans toute sa gloire и чуть не захлебнулся от
гордости, когда убедился, что и она может быть такой блестящей и нарядной
дамой, как некоторые наши знакомые. Это был тот момент, длившийся не более
четверти часа, когда мама, одетая в только что перешитое платье, с роскошной
наколкой из бантов и серебряных кружев на голове, причесанная парикмахером,
с веером в руках, обтянутых кремовыми перчатками, с букетом искусственной
сирени на плече, надушенная и сосредоточенная, стояла в ярко освещенной зале
в ожидании кареты. Особенно меня поразили нити жемчуга; толстые золотые
браслеты и три рубиновые запонки, которые были нашиты на темно-лиловую
бархатку, обхватывающую ее еще не отучневшую шею. Откуда только появились
все эти Diamanten und Perlen? Мне казалось, что я вижу самое царицу, я прямо
не узнавал мамы, тем более, что у нее и выражение в тот вечер было совсем
особенное, не лишенное известной важности. Казалось, она говорила: вот я
какая, вот какая я всегда могла бы быть - не хуже других и, несмотря на
маленький рост, не менее величественная, нежели всякие знакомые модницы.
Если же я только сегодня такая, а завтра и вообще никогда больше такой не
буду, а снова приму свой образ Сандрильоны, то это потому, что мне так
хочется, чтоб всем вам лучше жилось и чтоб моему бедному Никола не
приходилось еще изнурять себя работой. Этот необычайный парад мамочки был
тогда вызван приглашением на какой-то большой бал (кажется у Жюля Бруни) и
бывшие на том знаменитом балу люди потом рассказывали о той сенсации,
которую произвело появление Камиллы Альбертовны в таком необычайном виде.
В том же вечном платье мамочка положена в гроб и в могилу. Какой милой,
спокойной, довольной казалась она, когда в последний раз я ее поцеловал в
лоб, в любимое свое местечко - между двумя крошечными родимыми пятнышками -
одним красным и одним синеватым...

Глава 11 ТЕТЯ ЛИЗА

Единственной подругой мамы была Елизавета Ильинишна Раевская. Ее все в
семье звали тетей Лизой, хотя на самом деле никаких родственных связей между
ею и нами не было, а была она товаркой мамы по Смольному институту, и
нежнейшая дружба, завязавшаяся еще тогда между Лизой и Камилей, продлилась
затем между ними на всю жизнь. Впрочем, и после смерти мамы, тетя Лиза
продолжала у нас бывать каждый понедельник, и, кроме того, во всех особенно
торжественных случаях. Вообще с товарками-смолянками мама, кроме тети Лизы и
княгини Касаткиной-Ростовской, рожденной Норовой, знакомства в дальнейшей
жизни не поддерживала, но княгиня умерла, если я не ошибаюсь, еще в
семидесятых годах, тогда как тетя Лиза пережила маму на целых десять лет.
Могла бы она прожить и дольше, если бы не несчастный случай - бедняжка
обгорела, опрокинув на себя горящий бензин, "бензинкой" же она пользовалась
потому, что была очень бедна и, снимая комнату в доме дешевых квартир на
Лиговке, сама себе готовила еду. Средства ее состояли из пенсии,
получавшейся ею со смерти отца - одного из героев Отечественной войны (я так
и не удосужился узнать, какую роль играл ней Илья Раевский), и из ничтожного
жалованья, которое она получала, служа в Ведомстве императрицы Марии.
Эти биографические данные ничего не говорят том, что за личность была
тетя Лиза Раевская. Между тем это была, несомненно, очень особенная
личность, не по своему общественному положению (о своих аристократических