"Пьер Бенуа. Прокаженный король " - читать интересную книгу автора

лишает нас возможности оценить по достоинству произведение великого
католика..."
И пошла писать! Можешь вообразить мое отчаяние! Но что же я мог
поделать, как не согласиться?
- Согласиться! - сказал я решительно. - То же, что сделал и Иаков в
подобном случае. И под конец получил свою Рахиль.
- Ив придачу Лию, - сказал Рафаэль, смеясь. - Но это все равно, а ты
представляешь себе, в каком горе мы пребывали перед этим новым испытанием, к
которому принуждал нас этот новый Лаван?! И мы решили повиноваться еще раз,
но последний. Уже полгорода было в курсе наших проектов; мы посвятили и
другую половину. В день моего отъезда, когда я поцеловал мою Аннет перед
целой толпой друзей и родных, пришедших меня проводить, уже никто не посмел
бы оспаривать нашей помолвки. Папаша Барбару был связан. В Лионе, как и
везде, питают уважение к слову, данному публично.
Я не знаю, путешествовал ли ты с тех пор, как мы расстались. Я же тогда
впервые пускался в столь значительное путешествие. Не бойся, я не замучаю
тебя описаниями промежуточных портов. Джибути, Коломбо, Сингапура...
Недурная штука! Пароходная компания позаботилась издать великолепные брошюры
обо всех этих портах и таким образом избавляет вас от высадки на берег в
этих пунктах. Из этих брошюр ты в достаточной мере узнаешь все, что надо, -
что в Джибути туземцы пытаются вам всучить зубы меч-рыбы, в Коломбо -
маленьких слонов из черного дерева, а в Сингапуре - тростниковые палки,
обернутые в папиросную бумагу. Вместо того, чтобы сходить на сушу, рискуя
получить солнечный удар, лучше оставаться на пароходе, в прохладной и
темной курительной комнате, за стаканом крепкого виски.
Пароход, на который я взял билет, шел в Японию. Чтобы попасть в Ханой,
где была эта злосчастная Французская Дальневосточная школа, мне надо было
сойти в Сайгоне и сесть на "Claude-Chappe" - пароход, курсирующий между
этими двумя городами.
Едва только мы вошли в сайгонскую реку и я стал рассматривать с крайним
недоверием текущую в этой реке воду молочно-кофейного цвета, в которую
свешиваются ползучие голубоватые травы, как матрос подал мне письмо.
Губернатор Кохинхины, предупрежденный о моем проезде
генерал-губернатором, приглашал меня завтракать. Приглашение было к часу
дня, но он просил меня приехать несколькими минутами раньше. Ему надо было,
писал он, поговорить со мной.
Гордый сознанием, что я стал в некотором роде официальным лицом, и в то
же время сам себе не признаваясь в этой гордости, я явился к губернатору в
половине первого.
- Я должен сообщить вам, - сказал он мне, - новость, которая, без
сомненья, удивит вас. Вы не едете в Ханой.
- Как так? - спросил я тоном скорее разочарованным, нежели удивленным.
- Видите ли, один из ваших коллег, господин Тейсседр, хранитель
памятников в Ангкоре, просит отпуск по болезни. Он должен уехать в конце
недели. Генерал-губернатор, с согласия директора школы, просит вас заменить
господина Тейсседра на время его отсутствия.
- А! А сколько времени продлится его отпуск?
- Год. Господин Тейсседр крайне нуждается в этом отпуске, здесь он уже
несколько лет. Климат подточил его здоровье, поэтому вас назначили на его
место. Это только делает вам честь. Вам известен, без сомненья, декрет от 26