"Пьер Бенуа. Атлантида " - читать интересную книгу автора

"Атлантида" станет рядом с "Неведомым градом" Поля Адана, с "Путешествием
центуриона" Псикари, а огромные масштабы мировой войны не заслонили
незначащего эпизода завоевания Марокко! Но нет, глава эта лишь первый ход в
замысловатой игре автора. Ибо "Атлантида", с начала до конца, - тонко
рассчитанная игра литературными приемами. Твердой рукой Бенуа ведет
воображение читателя по лабиринту повествования, то разгорячая, то обуздывая
его, но никогда не выпуская поводьев.
Схема изложения нарочито сложна. Георг Брандес когда-то сравнил
фантастические повести немецких романтиков с японскими шкатулками, где ящик,
вкладывается в ящик тот в другой, и так без конца. Так и у Бенуа: письмо,
где поручик Ферьер излагает свой замысел, обрамляет его же записки, где, в
свою очередь, слово переходит к капитану Сент-Ави, повествующему в форме
прямой речи о трагических судьбах своей совместной с Моранжем миссии. В
заключительной главе, действие, описав правильный круг, возвращается к
исходной точке. Мы до конца ничего не узнаем о самой экспедиции Ферьера, но
мы твердо знаем, что он не вернется.
Мы уже говорили о сходстве с романом-фельетоном. Оно подтверждается
делением на главы. К концу каждого эпизода напряженное ожидание читателя
доводится до предела, и тогда автор кладет перо до следующей главы. Он
наводит нас на путь жадных догадок и в новой главе внезапно их разрушает
новым нечаянным ходом. Там, где роковое нарастание трагического мотива
сжимает нам горло, внезапно вступает в права пародия, волнение сменяется
смехом.
Эта игра контрастами, эта внезапная надежда читателя, что темная драма
разрешится фарсом (к вящему его разочарованию, но и к немалому облегчению),
это жонглирование крайностями - один из разительнейших приемов мастерства
Бенуа. Так, Сент-Ави, схваченный и связанный бедуинами-фанатиками, ожидающий
в темном закоулке жестокой смерти, вдруг пробужден к сознанию визгливым
криком: "Делайте вашу игру, господа! Игра сделана!" - на характерном жаргоне
игорных зал Монте-Карло. Так, в рассказе о царице Атлантиды, в призрачном
мире платоновской легенды, начинает вдруг звучать скабрезный смех любовного
анекдота времен Второй Империи. Значит, все это на потеху, трагедия изжита,
сквозь погребальную симфонию ужасов звучат припевы из "Прекрасной Елены"...
но нет: твердая рука автора вновь переключает ток, - и судорожным комом
мучительное ожидание вновь подкатывается к горлу читателя.
Это-то сочетание трагедии с гротеском, страстных пароксизмов с потешным
маскарадом то и дело напоминает нам о фантастическом гении Эдгара По. И
подлинно: как Эдгар По сумел дать в своем "Артуре Пиме" некую квинтэссенцию
всех "морских" романов, всех путешествий на северный полюс, знаменитых
кораблекрушений и открытий, так и Бенуа амальгамировал в своей повести все
мотивы сухопутных приключений - грозной романтики Сахары. Как и у Эдгара По,
невероятное намеренно замаскировано сугубой научностью. Надписи на скалах
(такая же надпись в "Артуре Пиме") подвергаются подробнейшему
мнимофилологическому анализу, да и весь текст снабжен - рукою ученого
держателя рукописей, поручика Ферьера - рядом солидных библиографических
справок и толковых примечаний с ссылками на несуществующие источники.
Откуда все это? Здесь и в помине нет мещанского благородства
чувствований и ограниченности интеллектуального кругозора, отличающих
французский бульварный роман, от "Вечного жида" до "Рультабиля". Сочинение
Бенуа насыщено, а отчасти подсказано литературными реминисценциями; недаром