"Пьер Бенуа. Атлантида " - читать интересную книгу автора

подушками. Посредине зала тянулась громадная циновка, на которой, в тонко и
искусно сплетенных корзинках, стоявших вперемежку с высокими серебряными
чашами и медными тазами с душистой водой, находился завтрак, один вид
которого обрадовал нас, как детей.
Ле-Меж, выступив вперед, представил нас двум личностями, уже занимавшим
места на циновке.
- Господи Спардек, - сказал он и я понял, что этой простой формой
обращения он хотел показать, что ставит себя выше всех суетных человеческих
званий и титулов.
Достойный отец Спардек, из Манчестера, приветствовал нас спокойным
жестом и попросил нашего разрешения сохранить на голове свой цилиндр с
широкими полями. Это был холодный, сухой англичанин, высокий и худощавый. Он
ел с печальным и благочестивым выражением лица, и притом - неимоверно много.
- Господин Беловский, - сказал затем Ле-Меж, представляя нас второму
сотрапезнику.
- Граф Казимир Беловский, гетман Житомирский, - поправил тот с
непринужденным изяществом, поднимаясь в то же время с своего места, чтобы
пожать нам руку.
Я тотчас же почувствовал некоторую симпатию к этому гетману
Житомирскому, воплощавшему в совершенстве тип старика-красавца. Глубокий
пробор разделял его волосы шоколадного цвета. (Впоследствии я узнал, что
гетман красился коголовой водой)*. [Когол - черноватый порошок, получаемый
неполным сжиганием некоторых жирных и ароматических веществ. На Востоке
употребляется в растворе для окраски волос и бровей (Прим. перев.)] У него
были великолепные бакенбарды а lа Франц-Иосиф, такого же шоколадного цвета.
Правда, нос у него был немного красноватый, но зато такой тонкий, такой
аристократический! Руки его являли собою чудо природы. Я потратил некоторое
время на определение той эпохи в истории моды, к которой следовало отнести
темно-зеленый, с желтыми лацканами, костюм графа, украшенный огромной
орденской звездой из покрытого голубой эмалью серебра. Вспомнив об одном
портрете графа Морни, я склонился к 1860 или 1862 году. Из дальнейшего
рассказа выяснится, что я не ошибся.
Граф усадил меня рядом с собой. Первый вопрос, который он мне
предложил, был такого рода: прикупаю ли я к пятерке?
- По вдохновению, - ответил я.
- Хорошо сказано. С 1866 года я больше не прикупаю. Дал клятву. Был
такой грех. Однажды у Валевского была жестокая игра. Я прикупаю к пяти, и,
натурально, хватаю через край. У партнера было четыре. "Идиот!" - крикнул
мне маленький барон Шо-Жизе, ставивший на мое табло головокружительные
суммы. Трах! - и я пустил ему в голову бутылку из-под шампанского. Он
увернулся, и мой снаряд угодил в маршала Вайяна. Картина! Дело уладилось,
потому что оба мы были франк-масонами. Однако император заставил меня
поклясться, что я не буду больше прикупать к пяти. Я сдержал свое слово. Но
бывают минуты, когда это тяжело... ух, как тяжело!
И голосом, подернутым грустью, он прибавил:
- Выпьем-ка этого "Хоггарского" 1880 года. Превосходная марка. Это я,
господин поручик, приучил здешнее население к употреблению виноградного
сока. Пальмовое вино - довольно хорошее, вообще, - становится со временем,
когда оно перебродило, совершенно безвкусным.
"Хоггарское" 1880 года оказалось очень крепким. Мы пили его из больших