"Всеволод Бенигсен. Русский диптих" - читать интересную книгу автора

Забайкалья" напечатал статью, где некто Морозов, критикуя работу местных
органов власти, написал следующее: "В то время, когда вся страна в едином
порыве говорит "пзхфчщ!", райком партии нашего района пугливо прячет голову
в песок, видимо, не веря, что щывзщ может дать результаты грцбм. Или, по
крайней мере, считает, что щывзщ может дать результаты, но совсем не грцбм.
А ведь в ближайшее время нам предстоит зцщкшз. И это, товарищи, оцайц, а не
просто очередной всплеск энтузиазма". О чем думал главред "Комсомольца
Забайкалья", когда давал добро этой статье, трудно сказать. Скорее всего,
он, как и тысячи других редакторов, ориентировался на Сталина, "Правду" и
Михалкова. На самом деле в высших эшелонах власти никто и представить себе
не мог, во что выльется их боязнь переспросить запнувшегося Сталина. А когда
стали подумывать, как бы повернуть колесо истории вспять, поняли, что
поздно. И это "поздно" наступило раньше, чем они думали.
В начале февраля 53-го года в "Правде" вышла статья, в которой автор
посмел не только процитировать уже заезженные и заученные наизусть слова
типа "оцайц" и "щывзщ", но и добавить другие, не менее абсурдные. И
удивляться тут было нечему - такое уж было время. Любую тенденцию, спущенную
сверху, было принято развивать. Если Сталин говорил, что некоторые
литераторы позволяют себе слишком много, это означало сигнал к
полномасштабной кампании против контрреволюционных настроений в литературе -
головы летели так, что только успевай корзину подставлять. Если Сталин
жаловался на перегибы в методах раскулачивания или ведения допросов, тут же
начиналась всесоюзная борьба против "перегибщиков", "перестраховщиков",
"переборщиков" и так далее. И снова летели головы. Нынешний читатель может
усмехнуться и сказать, что "заставь дурака Богу молиться, он себе и лоб
расшибет". Но парадокс заключался в том, что в те далекие времена лоб как
раз-таки очень даже требовалось расшибать. И не только себе, а еще и
молящемуся рядом соседу. Можно сказать, что в этом и заключалось истинное
моление Богу. Иначе могли заподозрить в двурушничестве, уклонизме,
соглашательстве и еще куче новосоветских словечек, каждое из которых почти
не имело конкретного смысла, зато имело весьма конкретные последствия для
жалеющего свой лоб. Неудивительно, что приученная ловить каждое слово вождя
на лету страна и на этот раз быстро включилась в игру. И газета "Правда" как
рупор этой самой власти волей-неволей пошла в авангарде.
Статья называлась "И снова о пзхфчщ". Само название говорило о том, что
автор готовит психику читателя к серьезному испытанию. И первым же абзацем
подтверждал эти опасения.
"Нас часто пугают тем, что пзхфчщ не может быть ркшвь без необходимой
оцайц. Однако зщышл неуклонно гкгкол. И весь советский вшошыл следит за этим
дыдыщ с растущей хазылз".
Далее шла белиберда в том же духе. Естественно, в финале статьи (явно
для подстраховки) была полностью приведена знаменитая цитата Сталина. Статья
произвела настоящий фурор. Оказалось, что слова... заменимы. Или, как любил
говаривать сам "отец народов", "у нас незаменимых нет". И все, что ранее
выражалось трескучей, но малопонятной риторикой, могло легко быть выражено
посредством не менее малопонятного, но зато откровенного в своей
бессмысленности набора букв. От перемены мест слагаемых (а также, видимо,
букв) конечный результат советского лексикона не менялся.
После этой статьи растерянность властей предержащих перешла в настоящий
испуг. Сталин по-прежнему болел, а ситуация выходила из-под контроля.