"Виктор Беньковский, Елена Хаецкая. Атаульф." - читать интересную книгу автора

НАШ РОДИЧ ОДВУЛЬФ



Наш родич Одвульф невысокого роста, худощавый, волосом длинен и редок,
бороденка и того реже, усы вислые, будто мокрые.
Ни в какое сравнение не идет он с нашим дядей Агигульфом.
Взором мутен Одвульф, будто глаза у него оловянные, а веки красные. Мы
с Гизульфом все думали - оттого, что в храме много плачет, но дедушка
Рагнарис сказал как-то: помню, мол, Одвульфа еще сопляком. Помню, как при
капище, в мужском избе, посвящение в воины получал. Так он и тогда такой
же был, как плотвица снулая.

Штаны у Одвульфа из домотканой пестряди, на тощем заду заплата, из
мешка вырезанная. Бобылем живет Одвульф, без жены и без рабынь. Одеждой
разживается у хозяек в селе, норовя наняться к ним на работу. Но Одвульф
работает плохо, потому женщины не любят его на работу нанимать, а спешат
отделаться, сунув какое-нибудь старье. Одвульф за старье благодарит именем
Бога Единого, а потом все-таки отслужить рвется. Тогда ему попроще работу
дают.

Вот и за штаны эти отрабатывал Одвульф. Мать наша Гизела как-то
подслушала, как сестры наши, Сванхильда с Галесвинтой, между собой
говорят: "Пойдем, мол, к Одвульфу на двор, на стати любоваться". Подумала
сперва нехорошее и сама следом пошла, чтобы пресечь грех, если
зарождается. И увидела. Одвульф о чемто с годьей Винитаром беседовал, а в
прорехе стати его, как колокола, раскачивались. И девицы подсматривают,
хихикают, краснеют да отворачиваются.

Сванхильду с Галесвинтой мать наша Гизела прогнала и побить грозилась;
Одвульфа же долго бранила за неприличие одежды его, а после вдруг
пожалела. Больно жалостливо объяснял Одвульф, что никто ему работы не
дает. Пошла Гизела к дедушке Рагнарису и сказала ему, что негоже родичу
нашему без порток щеголять, пусть даже и дальнему.

За портки эти Одвульф огород наш вскопал. Гизела порты ему загодя
выдала, чтобы прорехами своими девиц не смущал. Одвульф же рассказал в
ответ из Писания, как Иаков подрядился к Лавану стада пасти за дочерей
лавановых; так Лаван тоже загодя ему дочек в жены отдал, прежде
отслуженной службы. И заплакал. И мать наша Гизела от умиления
прослезилась.

Про Лавана годья в храме рассказывал, так что для нас с Гизульфом эта
история не новая, потому мы и плакать не стали.
Про Лавана годья каждый раз рассказывает перед пахотой, когда наделы
определяют.

Словом, заплакали и Одвульф, и мать наша Гизела. Одвульф в голос
заплакал, громко, и штаны новые к груди прижал. На шум дедушка Рагнарис