"Жюльетта Бенцони. Гордая американка ("Женщины средиземноморского экспресса" #2) " - читать интересную книгу автора Решив, что ее не расслышали, посредница повысила голос:
- Вашей руки? Он хочет жениться на вас, потому что он вас любит. По-моему, это прекрасно! Так что утрите слезы! - Не кричи во все горло, я не глухая! - отрезала мисс Форбс и, разразившись громогласными рыданиями, с такой силой рванулась с кровати, что опрокинула все содержимое подноса, вылившееся на ее ночную рубашку и на простыню. Через секунду племянница сжимала ее в объятиях. Выслушав сбивчивые признания тетушки, объявившей себя сквозь слезы самой счастливой женщиной на свете, что трудно было заподозрить по ее виду, она была вынуждена удалиться к себе, чтобы переодеться. Совсем скоро Александра, выглядящая совершенно очаровательной в белом фуляровом платье в разноцветный горошек и в шляпке из итальянской соломки, похожей больше на цветущую клумбу, вышла к Риво, который рассеянно осушал четвертую по счету чашку кофе и нервничал все больше. - Дядя Никола, - радостно окликнула она его, - у меня такое впечатление, что сегодня в полдень вы будете угощать нас шампанским! На сей раз в ее объятия рухнул, обливаясь слезами, счастливый жених. Комиссар Ланжевен произвел на Александру впечатление серого человека: и костюм, и глаза, и усы с бородкой были у него именно этого невеселого окраса. На его лице лежала печать застарелой скуки; казалось, его того и гляди сморит дремота. Однако доверять первому впечатлению было бы опрометчиво: несмотря на сонный вид, комиссар реагировал на все, что слышал, резко и в совершенно индивидуальном ключе. Сидя посредине маленькой гостиной за столиком с выгнутыми ножками, накрытом зеленой бархатной скатертью, он слушал рассказ Александры о том, - Мне редко приходится путешествовать одной, - фантазировала она, - к тому же я не привыкла к французским поездам. В тесном купе у меня случился... приступ клаустрофобии. Мне показалось, что я вот-вот задохнусь... - Так вышли бы в коридор или вернулись в вагон-ресторан. - Вы правы; но этого мне казалось мало. Ведь тогда мне рано или поздно пришлось бы возвращаться в эту закупоренную каморку! - Мне впервые приходится встречаться с пассажиркой, жалующейся на недостаток комфорта в спальном вагоне. Если вы так исстрадались, то что помешало вам сойти в Дижоне? - Знаю, надо было поступить именно так; но я думала, что мое состояние пройдет. - Но оно никак не проходило? - Никак! Хуже того, оно сделалось невыносимым. И тогда... В гостиной воцарилась тишина, нарушаемая лишь пением птиц, доносившимся через широко распахнутое окно, выходящее в сад. Смежив ресницы, Ланжевен опытным взглядом рассматривал безупречный профиль молоденькой женщины, полной прелести, рельефно выделявшийся на фоне зеленого бархата, обтягивавшего глубокое кресло, в котором она сидела. Волосы ее лучились, и вся она была так необыкновенно прекрасна, что полицейский мысленно отнес ее к дюжине красивейших женщин на земле. Не приходится удивляться, что одни питают к ней страсть, другие - ненависть, оборотную сторону того же чувства. Он откашлялся, однако вопрос его прозвучал по-прежнему негромко: - Вы говорите мне чистую правду? |
|
|