"Лилия Беляева. 'Новый русский' и американка" - читать интересную книгу авторапополняя ряды солдат, юристов, полицейских, новых матерей, всякого рода
общественных деятелей, официантов, часовых дел мастеров и так далее. Я лично? Но я же, кажется, уже сказала, что составила план: до тридцати лет - только секс, а там видно будет. Хотя бы потому, что мне противно медицинское вранье - будто роды удивительно облагораживают женщину и добавляют ей красоты. Могу поверить - мученическая жизнь женщине до родов, когда она превращается в огромную сардельку, когда её лицо заляпывают желтые пятна, когда у неё (это мне рассказывала подружка по колледжу Ирэн, которая рожала уже трижды) возникает, фффу-у! - геморрой от того, что на нижние органы давит плод, - так вот, мученическая жизнь женщине обеспечена. Не привлекаю в качестве аргумента сам процесс родов - как это больно, страшно, а подчас и опасно... Но облагораживание мученичеством - это ведь не нечто, что так и бросается в глаза. А вот потери, которые несет после родов бедная юная женщина, очень часто невосполнимы... У той же Ирэн обвисла грудь, прорезались первые морщинки. Да и талия заметно сдала... ...Повертевшись у зеркала, голенькая, как только что рожденная из белокружевной пены за кормой, я подвела итог: "Во мне ещё столько прелести, я ещё такая красоточка, что... вполне... вполне..." И, надев свое белое шифоновое платье, в котором меньше веса, чем в носовом платке, сунув свои прелестные узкие ножки в белые босоножки на тонком каблуке, в последний раз сравнив правую и левую бровь - ровно ли покрасила их, и быстренько побрив ноги, я вышла на палубу, на ветер, под солнце... И, делая вид, будто мне как-то немного меланхолично, а в общем-то ничего не интересует, прошлась туда-сюда. Но нигде, нигде... Продефилировала по палубе с другого боку, под встречным ветром какой-то полотняный квадрат... Но нигде, нигде... Вернулась в каюту, подновила линию по контуру губ... опять вышла... Чего я хотела? Вроде бы немногого - ещё раз увидеть "нового русского", того, в белых плавках, которые он по незнанию приобрел в магазине "сюрпризов". Нет, конечно же, вру. Мне захотелось, очень захотелось, чтобы он, увидев меня, немножко удивился бы моей, скажу так, приятной внешности... А дальше... дальше будет видно... В глубине души я не сомневалась - и этот человек, как и десятки до него, падет к моим ногам и будет, хоть на время, но безраздельно мой. Мне ведь тоже никакой мужчина пока не нужен надолго и тем более навсегда. Для меня пока мир тем и интересен, что полон этих живых и тоже жаждущих игрушек - мужчин. Однако и этот мой "выход в свет" оказался безуспешным. Нигде высокого блондина не наблюдалось. Время подошло к обеду. По трансляции объявили, что ресторан ждет гостей, и я пошла. И шла медленно, осторожно оглядываясь, но нигде, нигде... И каким же ненужным, надоедливым показался мне мой самурайчик, аккуратист и педант, хоть он в сущности никаких неудобств мне не создавал. Но требовал однако небольшого, а внимания. И, видимо, по праву "первой ночи" сел со мной за один столик, что не было запланировано. В конце концов он, впрочем, догадался своим изощренным японским подсознанием, что ему лучше освободить меня от своего присутствия, - и ушел, безупречно вежливо откланявшись. А я осталась в ресторане делать вид, что никак не могу допить крошечную чашечку кофе и игрушечную рюмочку ликера. Напрасно. Высокий блондин так и не возник. Где же он обедает? Здесь |
|
|