"Лилия Беляева. 'Новый русский' и американка" - читать интересную книгу автора

невидящими глазами, должно быть, ещё одурманенными некими инфернальными,
мистическими видениями. Но до чего же был притягателен его мягко очерченный
подбородок и отблеск луны на его левой густой брови! И ещё там, где смуглая
кожа чуть стянута джинсами и виден пупок, напоминающий глубь некоего
чарующего благоуханного цветка. Не говорю уже о том отчетливо, в свете
луны, видном тугом, распирающем грубую джинсовую ткань холме под "молнией"
брюк, набухшем такой невероятно аппетитной, взвинчивающей, очаровательной
плотью...
Не помню, каким порывом бури кинуло меня к нему, как мои жаждущие губы
оказались прижаты к этому взбухшему холму под "молнией", излучающему,
помимо воли, яркую, сочную мужскую силу?!
Но мой красавец-индус не оценил моего искреннего, бескорыстного порыва
и едва не бросился прочь. При этом его огромные черные глаза сверкали как
агаты, и все во мне настолько воспламенилось, что ещё один неожиданный, но
неудержимый оргазм потряс мое бедное, страдающее тело.
И когда индус это увидел, он глазам своим не поверил и едва-едва не
бросился наутек - уже повернулся ко мне спиной, уже сделал три бодрых шага
прочь.
И как же хорошо оказалось то, что я уже понабралась кое-каких знаний
от индусских гидов и из путеводителей. Поэтому как бы между прочим, но
быстро стягивая со своих узких, выносливых, горящих нешуточным огнем бедер
свои узкие джинсы и оставаясь в розовых трусиках величиной с чайное
блюдечко и прозрачных, как крылышки стрекозы, я крикнула ему призывным,
чарующим шепотом неистребимо женского самоотверженного страдания:
- Остановись! Неужели я так ошиблась в тебе? Неужели ты всего-навсего
тот самый священный молочник племени того, которого соплеменники чтут как
жреца священной маслобойни? Он ведь и должен жить только на этой проклятой
маслобойне и дать обет безбрачия...
Красавец-индус ответил не сразу. В этот момент, на мое счастье,
откуда-то издалека донеслась эта самая заунывно певучая, ноющая от
сладострастной тоски знаменитая индийская мелодия... И тут я, изумительно
голенькая, безупречно бело-персиковая, в изумрудном, колдовском свете луны.
Что может быть прекраснее? А индусы, как известно, весьма чтут всякое
проявление прекрасного...
- Нет, я не священный молочник племени того, - медленно, останавливая
свой нелепый бег, отозвался красавец-индус, и по звуку его голоса я тотчас
догадалась, что рот его иссушил тот самый огнь, что полыхнул так высоко от
самого его паха, где уже зреет, зреет в душноватых, глухих дебрях кудрявых,
заветных, дивных волос его наконец-то проснувшийся и осознавший величие
момента фаллос...
И я уже вся изготовилась... Я лежала перед ним на зеленой траве под
изумрудным светом луны, несомненно как большая драгоценность, сияющая,
сверкающая несказанной женской прелестью...
Но он - видимо, так принято в его секте - вдруг, вместо того чтобы
действовать, как это делают белые мужчины, да и африканцы, кстати, принял
странную позу и в такт дальней мелодии принялся танцевать... И, ничего не
скажу, его танец был по-своему прекрасен. Но вообразите мое состояние! Из
меня так и брызгал сок жизни, нетерпения, желания, и я лежала перед ним
вся, готовая к самому сокрушительному взаимному объятию. И как же хорошо,
что мне в голову, по какому-то наитию, пришло прикрепить к своим трусикам