"Лилия Беляева. В дерьме брода нет" - читать интересную книгу автора

- Молодец! Им возражать нельзя - трибунал.
- А как же двадцатый съезд?
- А как же Вологодчину заставляют кукурузу сеять?!
Потом товарища Сталя уберут с верхов за какие-то вовсе нехорошие дела.
Но система-то не рухнула! По сей день жива-живехонька! Только с
большей бесцеремонностью ползут вверх, к благам, прикрываясь пышной фразой,
всё те же, самые скользкие, самые алчные. По мусоропроводу, сквозь вонь и
слизь, исправно целуя зад впередлезущего. А верная им идеологическая
обслуга верещит в СМИ об их несуществующих доблестях в пику тем, "кого на
этот час приказано валить".
Да простит меня Господь, но чего врать-то, господа, насчет того, что
чету Горбачевых не любил народ за то, что они очень любили друг друга! И
что ныне, мол, все раскаиваются! Неправда это! Не любили Р.М. за то, что
она появлялась среди обнищавшего, оголодавшего населения в дорогих
шубах-платьях-драгоценностях, за то, что возжелала построить на голом камне
Форосский дворец.
И я заключила для девушки Оли:
- Стало быть, в мире вечно присутствуют лишь два вида живых существ -
"волки" и "овцы", независимо от каких-либо климатических, политических и
прочих условий, перекроек и раскрасок государственных флагов. Хочешь быть с
"волками", при кормушке - не стесняйся, лезь в дерьмо.
Девушка смотрела на меня с глубоким недоумением, потом в глазах её
мелькнуло лезвие то ли презрения, то ли ненависти. Она резко встала со
стула, сунула в сумку диктофон и ринулась к двери. Ей все мои откровенные
откровения были по фигу. Она, разумница, сильно напрягалась, делая вид,
будто её интересуют "истоки вашего творчества". Пришла-то, оказывается,
совсем за другим! Ей страсть как хотелось вызнать у меня пикантные
подробности из жизни старика-писателя, которого я знала: сколько у него
было жен, любовниц, умел ли он пользоваться зубочисткой, унитазом,
презервативами и т.п. Одним словом, Оля явилась за самыми "желтыми",
скандальными подробностями, вероятно, весьма полезными как для её карьеры,
так и для газетки, которой она служила.
Уже от двери, в последний раз, почти в крик:
- Но вы же столько всего о нем знаете! Это же всем интересно!
Притворяется святым, а сам... И вам паблисити!
Соблазнительно? Ведь "кто не успел, тот опоздал" и, "если ты такой
умный, то почему такой бедный", а в стремлении хапнуть, самоутвердиться -
все средства хороши, в том числе и пробежка по дерьму.
- Нет, Оля, - ответила я. Девушка глянула на меня так, как и положено
глядеть на придурошных, которые вроде бы и есть, но скорее всего только
мерещатся. Подумать только, они ещё из тех, кто кричали "ура!" девятого мая
1945 года!
Но если подумать: а что видела-слышала Оля в процессе своего развития,
угодившего аккурат на резвое благоустройство широкой дороги в личный рай
всякого рода скороспелых миллиардеров-миллионеров, политиков-перевертышей и
их холуйской идеологической обслуги? Так чего я пристала к ней, словно
"ворошиловский стрелок"?