"Андрей Белый. Начало века (Воспоминания в 3-х кн., Книга 2) " - читать интересную книгу автора

Есть узловые пункты, стягивающие противоречивые устремления,
пересекающие отвлеченные порывы с конкретною биографией: в такие моменты
кажется: ты - на вершине линии лет; перебой троп, по которым рыскал,
сбиваясь с пути, вдруг являет единство многоразличия; что виделось
противоречивым, звучит гармонично; и что разрезало, как ножницы, согласно
сомкнулось в крепнущей воле1.
Такой момент - 1901 год, ставший праздничным; это год согласия жизни с
мировоззрением, встреч с новыми друзьями, первой любви, признания меня - М.
С. Соловьевым, Брюсовым, Мережковским, начала биографии "Андрея Белого",
нового столетия, совершеннолетия, роста физических сил2.
Чем острее резали ножницы противоречий с детства, тем радостней
переживалось первое полугодие 1901 года;3 точно я, опьянясь новогодним
шампанским, с шумом в ушах и с блеском в глазах, так и не протрезвился:
шесть месяцев4.
С 1901 года начинается мое сближение с отцом; многое ему не ясно во
мне; но принцип нестеснения свободы в нем жив вопреки крикам, с которыми в
споре кидается он на меня; каждый обед превращается в спор; с пожимом плечей
он читает Чехова, не принимает Горького, не понимает Фета; подчеркивает
болезненность в Достоевском, негодует на дух отчаяния в Ибсене, хохочет над
Метерлинком; и вместо Бальмонта, о котором не желает ничего знать,
патетически читает риторику поэта П. Я. или декламирует "Три смерти"
Майкова: я же в союзе с матерью прославляю Гамсуна; отец, подкрепленный
заходом дяди, Г. В. Бугаева, требует от меня, вынув часы, чтобы я в пять
минут доказал правоту своих истин; и, выслушивая меня, смотрит на часы;
"старики", гораздые спорить, растирают меня в порошок;6 и читается нотация с
подмахами разрезалки: "Голубчик, для понимания эстетики надо, знаешь ли,
изучить литературу предмета!" И я изучаю: Гюйо, Кант, Гегель - лежат у меня
на столе; закон Цейзинга и правила золотого деления7 волнуют меня; отец -
озадачен; наш спор теряет остроту крика и переходит в дебаты на темы, к
которым оба питаем слабость; разводя руками, признается матери:
- "У Бореньки есть... знаешь ли... живая мысль!" Мать добавляет:
- "И вкус".
Отец - морщится: "вкус" и гонит меня от науки; его успокаивает
компромисс: оправдание "вкуса" при помощи... Оствальда и Милля; будучи
стилистом, он вызывается даже править мой слог в реферате "Формы искусства"
(слог, а не мысли)8.
Из Парижа является ценимая им Гончарова, ученый доктор; она - на моей
стороне.
- "Ваш сын понимает искусство"9. И он разводит руками:
- "Боренька свои мнения заимел".
Выходят "Tertia Vigilia" Валерия Брюсова;10 летом читаю отцу
стихотворение "Ассаргадон".
- "Ничего-с, так себе!"
И поревывает в липовой аллее, отмахиваясь от мух:

Я царь земных царей: я царь Ассаргадон!
Владыки и цари: вам говорю я - горе!

Это можно читать псу, Барбосу, дирижируя костью: перед отдачею псу;
отец поревывал звучными строчками, держа кость перед псом; и он утверждал: